Итак, мы встретились у вагона. Болт в прекрасном расположении духа. За утро он три раза видел себя по телеку, но хоть он и провел несколько часов с журналистами и ментами у клуба, и даже ездил потом со Стейком в отделение (туда ездили еще две съемочные группы, так что и он посчитал своим долгом) практически ничего нового он рассказать он не может. Пятьсот грамм тротила и еще килограмм болтов и гаек, при такой плотности народа без жертв бы не обошлось точно. Всем крупно повезло. Пока никого не нашли... «А что, Болта бы убило болтом, очень романтично, а? Ты мог бы дать по этому поводу интервью!» – перебивает Болотина Лёнька. Джонни Болт морщится: «Это все для группы, вот NoFx могут себе позволить выступать с баннером сорок на шестьдесят сантиметров, они и так уже известны всему миру, им дальше некуда, если мы будем всему миру известны, мы тоже, знаешь... и потом я действительно был там и нашел эту чертову бомбу!» Они быстро успокаиваются, Болт продолжает: «Есть какие-то видео с камер наблюдения, допросили Стейка, администрацию клуба и еще несколько человек... Все подозревают, конечно, фашистов, но менты по этому поводу заявлений никаких не делают, завели дело за незаконное хранение оружия и боеприпасов. Вот вроде и все».
Фашисты, нацисты, национал-социалисты, ультраправые националисты, язычники и православные хоругвеносцы – не вдаваясь в детали и исторические подробности и основываясь на советских фильмах о Второй Мировой, мы называли их «фашики». Так как-то смешнее. Фашики были нам врагами. Точнее, мы были им врагами. Нам, вообще говоря, на них было бы абсолютно наплевать, мы просто считали их идиотами, но они вмешивались в нашу жизнь. Со временем значение слова «фашики» расширилось и стало обозначать не только фашиков, но и вообще все негативное: «Вот, фашики, не пускают бесплатно в туалет на вокзале!». Лет в тринадцать я подружился с уличной тусовкой арбатских панков. Спустя пару недель знакомства мне пришлось отбиваться с моими новыми друзьями от внезапно напавшей на нас толпы гопанов в китайских бомберах. Это были загадочные «скенхэты», футбольные фанаты. Я с удивлением обнаружил, что есть люди, которые ничего обо мне не знают, но уже не любят меня, например, просто за то, что я панк. В сущности, я был еще ребенком, для меня это была неприятная новость. Выбирая друзей, я одновременно выбирал врагов.
С тех пор фашики достаточно регулярно напоминали мне о своем существовании, в основном немотивированным насилием. Уличные драки, столкновения - все это было очень недалеко от панк-рока, концертов, от моих друзей и знакомых, от всего, что меня окружало и было мне интересно. Я с каждым годом становился все старше, и все эти глупее мне казались их выходки, а на смену одним юным фашикам приходили следующие юные фашики, и их насилие оставалось все таким же бессмысленным. Так было в конце девяностых, когда, внешний вид панков воспринимался гопанами как гомосексуальная провокация. Так было и все нулевые, когда у фашиков сформировались «политические претензии», чтобы оправдывать свою никчемность и садистские замашки. Все это было очень трагично и жестоко, изредка смешно. Думаю, об этом еще кто-нибудь обязательно напишет книжку. Бессмысленное насилие бывает веселым и не очень.