- Боже. Ну, ладно. Я сделаю, что могу, но у меня нет никакой подготовки в этих делах.
- Я понимаю. Мне просто больше некого попросить.
Я обещала, что поеду в больницу, и повесила трубку. Я не могла поверить, что в это ввязалась. Мое присутствие в гериатрическом отделении будет таким же эффективным, как замок на дверях трейлера. Только форма, никакого содержания.
Больше всего меня раздражало подозрение, что никто бы даже не подумал, что на подобное согласится детектив-мужчина.
Мне не хотелось снова видеть эту старушку. Хотя меня восхищал ее пыл, отвечать за нее мне не улыбалось. Мне и так есть, о чем волноваться.
Почему все полагают, что женщины такие заботливые? Мой материнский инстинкт угас благодаря кукле Писающая Бетси. Каждый раз, когда она мочила свои фланелевые панталончики, я еле сдерживала свой темперамент. Я перестала ее кормить, и это решило проблему, но заставило меня задуматься, даже в шестилетнем возрасте, насколько я пригодна для материнства.
В таком милосердном настроении я поехала в Рио Виста. Я все время смотрела одним глазом в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что меня никто не преследует. Следила за пикапами всех цветов и размеров. Мне показалось, что это был «додж», но тогда я не обратила особого внимания, а теперь не могла в этом поклясться. Ничего особенного не случилось.
Я доехала до реабилитационного центра, припарковала машину, вошла через центральный вход и направилась к лестнице. Стояла зловещая тишина. Ничего не говорило о том, чем занимается Агнес. Было только восемь вечера, но огни в коридоре были притушены, и все здание погружено в приглушенное шуршание и молчание любой больницы ночью.
Старики спят беспокойно, у них болят суставы. Ночи должны быть долгими, наполненными неприятными снами, страхом смерти, или, что, возможно, хуже — уверенностью, что проснешься для очередного бесконечного дня. На что им надеяться? Какие амбиции они могли сохранить в этом лимбе искусственного света? Я ощущала шипение кислорода в стенах, облако медикаментов, которое наполняло их тела. Сердца будут биться, легкие гонять воздух, почки фильтровать все яды из крови. Но кто поставит диагноз их страху, и как может кто-либо предоставить облегчение от основной болезни — отчаяния?
Придя в отделение, я заметила, что единственной освещенной кроватью была кровать Агнес.
Медбрат, молодой негр, отложил свой журнал и подошел ко мне на цыпочках, прижав палец к губам. Мы поговорили шепотом. Он сказал, что лекарства наконец подействовали, и она заснула. Теперь, когда я здесь, ему нужно вернуться к своим делам. Если мне что-нибудь понадобится, я могу его найти на посту в конце коридора. Он вышел из комнаты.