Много с детства испытавшая в жизни, m-lle Бюсси (она была дочь эмигрантов, все потерявших во время <Французской> революции) не придавала значения ни знатности, ни богатству, тому же учила нас.
К большому нашему горю m-lle Бюсси не довела класс до выпуска. Застарелая, многолетняя болезнь вдруг обострилась, и ей пришлось покинуть институт. Но добрые семена, посеянные ею, дали такие крепкие ростки, которых никакие дальнейшие превратности не могли уничтожить. Класс продолжал жить дружно без всяких разделений на богатых, и бедных, и «отчаянных» и сам уже следил и наказывал за всякий недостойный поступок.
Я не называю и ничего не говорю о дамах других отделений и классов, потому что менее знала их; но и между ними были достойные личности. Одни пользовались большей симпатиею, другие меньшей; были и такие, которых не любили, но <...> все классные дамы без исключения заботились о вверенных им воспитанницах, старались выдвинуть их, обижались при случае за своих и принимали к сердцу интересы класса.
Для облегчения менее способным во всех отделениях младшего класса выбирались лучшие по успехам и способностям девочки, и им поручали по две-три ученицы, за успехами которых они обязаны были следить.
Часто даже классные дамы обращались к воспитанницам старшего класса, прося их в каникулярное время подвинуть хороших учениц, которым почему-либо не давался тот или другой предмет. Так, одно лето я занималась математикой с несколькими ученицами 2-го отделения младшего класса.
Очень многие классные дамы летом помогали детям составлять подвижные игры. Вообще, не только летом, но и всегда во внеклассное время не запрещались и не преследовались ни игры, ни шум, ни танцы, ни беготня. И нужно признаться, что мы пользовались ими с наслаждением. Пробегаться хорошо, после многих часов сидения на месте — какое удовольствие!
В моем отделении, когда мы уже были в старшем классе, образовалось нечто вроде кружка любительниц подвижных игр, к которому, конечно, принадлежала и я. Классы наши помещались в среднем этаже институтского здания, в верхнем же были дортуары[48], и вот любительницы игр в праздники, а иногда и в будни, когда уроков для приготовления было меньше, отправлялись в свой дортуар и там по дортуару и прилегающему коридору безустанно бегали и играли, пока звонок не напоминал об ужине. Розовые, довольные, спешили мы в класс.
И так бы долго продолжалось, если бы не несчастный случай. Однажды, заснув блаженным сном после такого приятного времяпрепровождения, я и моя соседка были разбужены одною из участниц игр (кажется, по фамилии Булгаковой), сказавшей, что она не знает, почему у нее кровь идет горлом. Мы по неопытности не придали этому должного значения и только утром заявили о том классной даме, которая сейчас же отправила больную в лазарет. Месяц проболела бедная девушка, и так серьезно, что, несмотря на наши усиленные просьбы, нас ни разу к ней не допустили, и мы увидели ее только... на столе.