Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц (Авторов) - страница 8

В институте воспитывалась дочь нашего учителя С..., — когда он приходил в класс, малютка всегда вставала со скамьи и целовала у своего папеньки руку. Это дало мне мысль подшутить над одною из моих новиньких, голова которой была свободна от постоя. Обязанность моя была представить в первый раз новинькую учителю: он приходит, дочь целует у него руку.

― Что же ты не подходишь к руке? — говорю я моей питомице.

― Как же подойти мне? — отвечает малютка.

― Да так просто, подойди и целуй руку! — повторила я.

Она слушается, подходит к учителю, хватает его за руку, тот конфузится, прячет руки то в тот, то в другой карман, повторяет несколько раз: «Это лишнее! это лишнее!» Прочие девицы смеются, а моя новинькая, будто лихой партизан, преследует ретирующиеся руки учителя, врасплох схватывает одну из них, чмок ее, и потом как ни в чем не бывало плюх на свое место.

Я радовалась моей удаче и смеялась вместе с другими девицами; но этот смех скоро обратился для меня в слезы — признаюсь, я заслужила их!

Dame de classe была свидетельницей этого забавного происшествия: она если не смеялась вместе с нами, то по крайней мере улыбка ее доказывала, что и ей казалась смешной эта детская шалость. Но по выходе из класса мою новинькую расспросили — она рассказала все. За неуместную шутку меня поставили на колени — я скучала и плакала; но скучала и плакала только до тех пор, пока <не> простили меня. Не так ли всегда бывает на белом свете?.. Радость сменяется горем, и вслед за горем идет нежданная радость!..

Если б можно было изменять и коверкать старинные русские пословицы, я непременно исковеркала бы одну из них по-своему. У нас обыкновенно говорят: Он (она) надоел (надоела) мне, как горькая редька! Вместо этого я говорила бы: он (она) надоел (надоела) мне как черствая математика*... Я не любила этой головоломной науки и, не быв от природы ленивой, ленилась и плохо подвигалась на поприще минусов и плюсов.

В один день — день, памятный северной столице России (это было 7 ноября 1824 года), — я не знала урока из математики, со страхом и трепетом ожидала роковой минуты, в которую позовут меня к доске и оштрафуют за незнание урока. Делать было нечего, я сидела у окна и булавочкой отцарапывала зеленую краску со стекол.

Вдруг как грозный звук трубы ангела, зовущий на суд живых и мертвых, голос dame de classe зовет меня к грозной математической доске; я встаю, механически заглядываю в окно и кричу моей dame de classe:

— Посмотрите, посмотрите — у нас на улице речка!

 Dame de classe бежит к окошку, выглядывает на улицу... Математика забыта! И я не на коленях!