Джо шумно выдохнул, затем опять посмотрел на меня.
– Дело было четвертого июля, накануне моей отправки в лагерь для новобранцев. Тебе же известно, что твоя мама погибла в аварии?
– Да, твоя мама говорила, – кивнула я.
Джо посмурнел, страдая от оборота, который приняли воспоминания.
– Это случилось сразу после Рождества, тебе и двух лет не было. Твоя мама Дженнифер и дядя Дэн были людьми не бедными. Он только что получил видный пост в «Корнинг»
[14], а моим родителям грозила потеря дома.
Я с усилием сглотнула: пазл начинал складываться.
– Тетя Дженнифер отчаянно хотела заполучить тебя. А я делал глупости, иначе не скажешь… Связался… не с теми людьми.
Я подняла руку, не желая знать, что мной воспользовались в качестве предмета обмена.
– Значит, поэтому наши матери перестали общаться?
Джо побледнел, потом утвердительно кивнул.
– Тарин, – простонал Райан, и я поняла, что он не хотел, чтобы меня из-за этого мучила совесть.
Я отозвалась упреждающей ответной мольбой. Мне еще было что выяснить.
– Так что же произошло четвертого июля?
Джо колебался, созерцая узорный коврик.
– Джо, моих родителей больше нет. Я имею право знать правду. Что случилось?
– На самом деле ничего особенного. Семейный пикник, ерунда.
Я почему-то глубоко сомневалась в этом.
Джо нервничал все сильнее, его широкие плечи поникли.
– Наверное, я был не очень приветлив – с учетом обстоятельств. Частью сделки было то, что ты никогда не узнаешь о своем удочерении. Мне пришлось поклясться, что я никогда не открою истину. Сделать это… – Он чуть задохнулся. – Сделать это было убийственно, Тарин. Ты была моей дочуркой. Моей. Я был с тобой, едва ты появилась на свет, и обещал тебе… Обещал, что никогда тебя не оставлю. Я баюкал тебя, кормил, читал сказки, когда тебя мучили колики и ты не могла заснуть. У меня никого не осталось, кроме тебя, когда эта сволочь погнала по обледенелой дороге и врезалась в нас. Я знал, что нельзя тебя вывозить, но было всего и дела-то, что посадить тебя на сиденье и чуток покатать, ты сразу бы и заснула. Я не мог допустить, чтобы тебя отобрали!
Джилл положила слегка дрожавшую руку Джо на бедро, успокаивая его.
Затряслась и моя. Во сне я была с ним одна и чувствовала, как он касается моих волос и что-то говорит, будто извиняется. А затем появляется отец, готовый убить его. Не коренится ли мой страх близости и отвержения в чем-то ужасном, зверском?
Грудь мне сдавило еще сильнее, так как я боялась услышать ответ на следующий вопрос.
– Ты сделал мне больно?
– Что? – покривился Джо. – О боже, нет! Ни в коем случае!