– Я наслышана, – сказала госпожа Си, – о ваших талантах и достоинствах. Сама я немного пою, хотя мне далеко до подлинного музыкального искусства. Но сейчас, когда мне выпала честь находиться в обществе учителя музыки, я осмелюсь попросить: не спеть ли нам пару песен вместе? Дайте авторитетную оценку моим жалким попыткам. Уже одно то, что вы соблаговолите послушать меня, станет мне немалым вознаграждением.
– Драгоценная госпожа, – с чувством произнес Мин Ю, – для меня большая честь услышать ваше пение. Я не заслужит подобной благосклонности.
На зов маленького серебряного гонга явилась служанка, принесла ноты и тут же исчезла. Мин Ю взял свитки и принялся изучать записи. Даже бумага привела его в восторг. Она была бледно-желтого цвета, легка, как паутина; иероглифы выписаны в старинной манере, больше всего похожей на кисть великого Хисонга Чидо, гения каллиграфии, но больше всего его удивили подписи, стоявшие под композициями. Там значились имена Ян Цзюна, Цао Биня и Ду Му – великих поэтов и музыкантов эпохи Тан! Мин Ю не мог скрыть восторга при виде таких сокровищ. Мысль о том, что сейчас придется расстаться с ними, вызывала почти физическую боль.
– О, госпожа! – вскричал он. – Этим свиткам цены нет! Им место в императорской сокровищнице. Ведь это подлинные автографы великих мастеров, чьи голоса звучали за пять столетий до нашего рождения. И как прекрасно сохранились свитки. Это же знаменитая тушь, о которой сказано: «Веками я остаюсь прочной, как камень. Знаки, начертанные мной, блестят, как лак». А это божественное сочинение – песня короля поэтов и мудрейшего правителя! Он написал ее пять столетий назад!
– Цао Бинь! Мой дорогой Цао Бинь! – неожиданно прошептала госпожа Си, и глаза ее озарились нежным светом. – Да, – поправилась она, – Цао Бинь – мой любимый поэт! Давайте споем эти стихи вместе на музыку тех великих лет, когда люди были мудрее и благороднее, чем нынче.
Голоса мужчины и женщины слились и выплеснулись в благоуханную ночь, словно голоса чудесных птиц. Мин Ю был совершенно очарован голосом своей партнерши, душа его вознеслась в экстатическом блаженстве, огни в комнате стали расплываться, потому что по щекам молодого человека текли слезы восторга.
Прошел девятый час, а они все еще разговаривали, пили холодное пурпурное вино и пели песни эпохи Тан. Так продолжалось до глубокой ночи. Мин Ю уже не раз порывался встать и уйти, но госпожа Си то начинала рассказывать своим хрустальным голоском затейливую историю о поэтах былого времени и о женщинах, которых они любили, то вдруг пела для него такую очаровательную песню, что гость забывал обо всем на свете и словно впадал в забытье, весь обращаясь в слух. Но вот, наконец, в разговоре наступила пауза… Госпожа Си подлила в чашу еще вина, и Мин Ю больше не мог сдерживать себя. Он наклонился к хозяйке, нежно обнял ее и поцеловал в губы, показавшиеся ему слаще и ароматнее любого вина в мире.