В полумраке храма передо мной выступает из воды край широкогорлой вазы с лотосами. Я не вижу всей вазы, но знаю, что она бронзовая с блестящими ручками в виде драконов. Свет падает только на цветы: три огромных чисто белых цветка и пять больших зеленовато-золотистых листьев… Это искусственные цветы. Солнечный свет идет откуда-то сбоку, образуя неширокий поток, в котором купаются цветы. Он почти не рассеивает полумрак храма. Я не вижу, откуда идет свет, но знаю, что в стене есть маленькое оконце в форме колокола.
Я смотрю на лотосы и вспоминаю свое первое посещение буддистского храма – именно тогда я впервые окунулся в ароматы восточных благовоний. И теперь, когда я ощущаю их запах, мой первый день в Японии воскресает в памяти с почти болезненной остротой.
Запах благовоний вездесущ. Это обязательный элемент сложного и незабываемого аромата Дальнего Востока. Этот дух навечно поселился и в жилых домах, и в храмах, он присутствует и в хижине крестьянина, и в покоях наследного принца. Только храмы синто свободны от него – любые запахи «не чисты» для обоняния древних богов синто. Но буддизм и благовония неразделимы. В каждом доме, где есть буддистский алтарь, в определенное время вверх начинает виться ароматный дымок. Даже в самом глухом захолустье перед маленькими каменными изваяниями Фудо, Дзидзо или Кваннон тлеют курительные палочки. Многие дорожные впечатления – прекрасные пейзажи, удивительные звуки – накрепко связаны в моей памяти все с тем же ароматом; особенно помнятся пустынные затененные улицы, ведущие к старинным алтарям древних храмов, замшелые пролеты изношенных ступеней, радостная суматоха праздничных ночей, малозаметные погребальные процессии, проплывающие в мерцании фонариков, шепот молитв у домашнего алтаря в лачуге рыбака на диком берегу, маленькие могилки домашних животных, над которыми тоже вьются струйки синеватого дыма – так хозяева поминают их в час молитвы Амиде, Владыке Неизмеримой Жизни.