ее змеятся по стенам и множатся… «…в нем я нашел образ того
монаха, чья религиозность отражала мой взгляд на религиоз-
ность; я могу тебе показать его», и Тимур захотел увидеть. По
дороге он спросил, кем были те фанатики, что насыщают собой
Шри-Калех, и Франциск сказал, что это множественные Фран-
циски, ведь когда ты осознаешь презренность видимого спек-
тра, то и множественность твоей личности в этой новой реаль-
ности реализована множественностью, а не поэзией. Метод
фрактального расширения позволил Франциску плодиться от
самого себя, и теперь лишь множественные его личности за-
полняют собой Шри-Калех, и в силу несовершенства, в силу
фрагментарности этих личностей, каждая заражена фанатиз-
мом. Тот рождается, как защитная реакция перед непознавае-
мым или неизвестным; фанатизм обожествляет непознаваемое
и неизвестное, сакрализация изгоняет ужас; моряки и старые
капитаны не могут избавиться от мифологизации моря, влюб-
ленные читают только про любовь, художники изображают
себя. Творческие куски Франциска разрисовывали храм, а дея-
тельные возводили стены. Все протекало в соответствии и в
27
Илья Данишевский
подобии, бесконечном повторении той первоначальной доктри-
ны, которую исповедовал Франциск; той доктрины, инструмен-
том креации которой был Великий Прокаженный. Раковые
боли, гендерная трудность, недержание мочи, агония, ремиссии,
спазмы, атрофия чувств, некроз мозговых тканей, – все это
позволило Прокаженному достичь верховного состояния не-
действия и не-мыслия, но меж тем анима его текла во всех
направлениях, подсознательно реализуя накопленные знания,
эмоции, реакции, персоналии; силу мучений, как электричест-
во, пробегала по этим неживым формам, наделяя их жизнью
так, будто Великий Прокаженный самого себя переливал в те
миры, которые бессознательно творила его умирающая душа…
циклы этих миров были ограничены ремиссией и болью, иска-
жением, деформацией, а затем ощущением «боль отступает…» и
новой надеждой, затем образовывалась бездна, и происходила
новая креация в силу того, что плоть его и разум его все еще
находили в себе силы; этот тонкий мир, воссозданный хрупким
синтезом страдания и эскапизма, не был наполнен тлетворной
дотошностью политических и экономических структур; жизнь,
населяющая, как эритроциты кровь, его душу, часто была ото-
рвана от корней, существовала Здесь и Сейчас и служила либо
силам болезни, либо метаболизму; иногда этот видимый дуа-