ность для нее стыдливое замещение, «прикосновение к красо-
те» похабное изменение главного принципа порнографии —
похоти. Она проталкивает его в себя, насаживается до послед-
ней капли униженности, просит сжать сильнее, просит ударить,
она перестает быть женой его рыхлого тела, и становится вы-
купленной рабыней, добровольно распахнувшей шлюзы, немы-
тая спящая красавица отдает свои заиндевевшие губки раздви-
гающим пальцам, пусть мужчина воняет, и седлает Альбертину
своим вонючим телом, пусть все стекает на тело, а с тела на
простыни, пусть будет много брани, она хочет, чтобы ее удари-
ли; любой поцелуй воссоздает иллюзию какой-то чувствитель-
ности и близости, но иллюзии должны рассыпаться, мужчина
должен седлать Альбертину ритмами своей похоти, его про-
шлое и будущее должно исчезнуть, вокабуляр умереть под
напором внутреннего давления похоти, пусть он целует своим
немытым ртом, грязным членом ширит ее и вдвигается против
течения; женщине следует покорно исполнять роль ослицы,
пусть ослиная длина пришпорит ее этикет. Все игры и забавы
кажутся Альбертине выкидышами, превентивно ничтожными
движениями в полутьме, она, если и хочет умирать, только при
полной иллюминации, свет должен застревать в каждой ее
дыре, каждый волос пусть блестит под светом ламп и любо-
пытных глаз, пусть отполированная друг о друга плоть сколь-
35
Илья Данишевский
зит в слизистой дымке. Проститутки появились в те годы,
когда женщины не знали понятия стыда и не знали, как надо;
их мамаши не рассказывали, как следует ухаживать за лобком
и каким волшебным словом мужчина способен растворить
створки; их брали силой, или выкупали на полученные силой
средства, с ними обращались так, как следует, с ними удовле-
творяли свои настоящие желания, а не вымученные потуги и
скучные супружеские номера, придуманные современностью.
Женщине запретили быть женщиной, когда зашторили солнце
над шлюхами, ночные знания начали передаваться из рук в
руки, из поцелуя Билитис в раскрытые и жадные губы неофит-
ки; женщине стало нельзя знать, а сквозь это забвение и муж-
чины разучились хотеть. Альбертина знает, что супружеские
передвижения по ничтожности напоминают плач ребенка; ни-
что в них не искренне, ничто не задевает за живое, просто сса-
дины на колене, просто стерильное прикосновение. К этому
знанию в ней нет ненависти, она просто переносит его в своих
суставах и излучает фригидностью своей речи. Альбертине