жения слишком неловки, чтобы достигнуть цели, попытки
реализовать похоть приводят к пониманию невозможности.
Она уходит из кухни, и толстяк кричит ей вслед, не желает
ли она, мол, проводить его на работу, и Альбертина отвечает,
что завтра проводит, всегда успеется. Она ступает в подвал, его
холодная кубическая конструкция наполняет Альбертину чув-
ством гармонии; совершенство идеи придает ей сил, несовер-
шенство исполнения — трещины в штукатурке, пыль на полу,
ящик с инструментами — лишает надежды. Больным не следует
говорить со здоровыми, когда здоровые собираются на работу.
Их разговор невозможен. Больные слишком честны, чтобы их
мнению верили. Но в кубическом подвале Альбертине приятно,
она забывает образы мужа и утреннюю ненависть в его сторо-
ну. Все уходит назад с наступлением тишины. Пожалуй, это
идеальный подвал для похоти, он изолирует звуки и пресекает
злословие, соседям неведомы прекрасные возможности подвала.
Но, увы, подвал — это просто подвал. Альбертине не приходит-
ся по Его приказу ползти вниз на четвереньках и облизывать с
туфель пыль, а в ее голове — почему бы и нет? разве стало бы
кому-то хуже или — даже — разве что-то изменилось бы? Ино-
гда она репетирует, повторяет отточенные фразы, заготовлен-
37
Илья Данишевский
ные для минуты похоти, вкус штукатуренной стены напомина-
ет вкус отмытого от дневных трудностей члена — никакого
вкуса, никакого содержания. Она пишет в своем блокноте, что
проститутки — всегда были важной кастой любого общества,
именно тайное учение проституции, порождало великие идеи
сквозь мужчин, которые либо пользовались услугами проститу-
ток, либо отдавали все силы, чтобы клеймить проституцию, и
этими силами — опустошенностью, которая напоминает опус-
тошенность после похоти — создавали свои идеи. Альбертина
знает, что ее муж ушел. Он никогда не опаздывает на работу,
он никогда не опаздывает с оргазмом. Его тело и дух работают,
как часы — бессмысленно измеряют время. Тщетность движе-
ния выражена в глупом и очень человеческом понимании ча-
сов, в круговороте бесконечных повторений того, что не долж-
но было совершаться даже одного раза. Похоть не может дуб-
лироваться, она реализует себя единожды, – записывает Аль-
бертина, – она не перебирает варианты и не ищет лучшего
кандидата на исполнение, она, как поэзия, приходит тогда,
когда то требуется исключительно похоти… и Альбертина счи-
тает, что меланхолия — это удел тех, кого похоть не посещает,