Нежность к мертвым (Данишевский) - страница 82

Лизавета. О своей катастрофе.

Лиза. Что именно?

Лизавета. Все и до конца. Ты была у исповедника?

Лиза. Да.

Лизавета. Точно так же, но без надрывной мольбы о про-

щении. Это черно-белое кино. Ты должна рассказывать так,

будто знаешь, что тебе никто не поможет, но будто в тебе еще

остались надежды.

Лиза. Так и есть.

Лизавета. Я знаю. Ты рассказываешь главному герою. Ты

рассказываешь ему с ожиданием, что он полюбит тебя за твое

страшное прошлое. Не смотри ему в глаза. Во время таких

исповедей всегда стыдно и страшно, что тебя ударят в ответ.

Лиза. Я убила свою подругу.

Лизавета. Не так. С начала.

Лиза. Мы с ней сдружились в школе, а два месяца назад у

меня умер отец. Это был рак, но я не могла это понять. Мне

было от этого холодно, и я не могла понять, почему именно

осенью. Мне кажется было бы понятнее, если бы он умер вес-

ной. И, может быть, я с ней так сдружилась, потому что он

умер. Я как бы чувствовала в ней возможность это понять. И

это именно она научила меня мастурбировать по-разному. Это

меня согревало. Не могу сказать, что думала об отце, но «теп-

97

Илья Данишевский

ло-холодно» было связано с ним. После школы мы ходили к

ней, и она доставала ключ, и открывала дверь, мы шли в ее

комнату и мастурбировали. А потом, однажды, она начала тря-

стись, это был транс, и сказала, что это папа ее научил. Когда

они ездят на дачу, он рассказывает ей, как дрочить. Но себя

запрещает трогать. Она плакала, но беззвучно, и все повторяла,

что каждую субботу он ей рассказывает что-то новое. Скоро в

нее не влезет, и она обязательно умрет. Этих знаний становит-

ся слишком… Ей Слишком от того, как много она знает, но она

не может не пробовать. Это слишком заманчиво. Она не может

остановиться, не может рассказать маме, но кажется, она скоро

умрет. Я обняла ее и сказала, что ничего страшного. Поцелова-

ла ее в шею, и поняла, что это как бы мой отец через ее отца

делает мне «тепло», я хотела узнать от нее все, я была учени-

цей ее отца, и не слушала, что в ней это не вмещается. В меня

больше не вмещалось горе, и я нашла, чем его потеснить. Я

хотела, чтобы она продолжила ездить с отцом на дачу. Я нахо-

дила множество слов изо дня в день, чтобы убедить ее — все

хорошо, так нужно, папа тебя любит. Я знала, что что-то не

так, но все это вырывалось из меня само, это была истинная и

честная манипуляция, я должна была это знать. Однажды она

повесилась. Внезапно. Как бы просто так. Наверное, ей стало