С короной герцогов — и в союзе с человеком, достаточно отважным, чтобы вырвать ее у горных разбойников… — Тамаслей надушила ложбинку между грудей.
— Варейшеи хорошо сторожат украденные ими сокровища.
— А ты говоришь, что ты вор.
— Я говорю, что я — твой возлюбленный.
— А я говорю, что не стану любить труса.
Джосин пожал широкими плечами. Его усы изобразили в зеркале печальную улыбку. Он взобрался так высоко. Осмелится ли он взобраться еще выше? Он был лучшим. Среди воров. Среди любовников. Среди честолюбивых искателей приключений. Среди них всех — именно он. Пойти против Варейшеев? Ни один человек никогда не брал верх над ними.
— Ты получишь эту корону, — пообещал Джосин.
— А ты получишь мою любовь.
* * *
Это случилось две недели спустя.
Два ворона прокаркали в ее окне.
Тамаслей наконец проснулась. Она вылезла из холодной постели. На оконном карнизе валялся сморщенный комок мышц.
Она поняла, что это сердце ее любовника еще раньше, чем узнала, что его голова водружена на кол прямо за стенами Харнстерма.
— Мне сообщили, — сказала Тамаслей полуслепому фонарщику, — что за определенное количество золота здесь, в закоулках Харнстерма, можно добиться исполнения самых причудливых своих желаний.
Фонарщик подрезал фитиль и поджег его. Закрыв ромбообразную панель, он слез со своей подставки и поднял бидон с маслом. От него воняло маслом и копотью, и казалось, что поджечь старика и его оборванное одеяние способна случайная искра.
— Есть много желаний.
— Мое желание — поговорить с одним человеком. Его имя Кейн.
— Мертв. Мертв, так я слышал. Уже много лет, как мертв. — Тамаслей пересчитала золотые монеты, пересыпав их из одной ладони в другую. Джосин как-то сообщил ей, что старый фонарщик знает о делах преступного мира Харнстерма больше, чем все его жители. — Но с другой стороны, — сказал фонарщик, резко сдвинув наглазную повязку и пожирая глазами пригоршню золотых монет, — возможно, я знаю кого-то, кто, возможно, знает, где, возможно, находится Кейн.
Тамаслей позволила золотой монетке выпасть из ее пальцев. Она укатилась в кучу лошадиного навоза возле грязных сапог старика.
— Когда я поговорю с Кейном в моих покоях в особняке Тамейраль, — сказала она, кивнув в сторону пребывающего в запустении района, где некогда обреталось богатство Харнстерма, — ты получишь в придачу к этой пять звонких золотых.
Как только она развернулась, фонарщик принялся копаться в поисках монеты. — Если ты переживешь это свидание, — пробормотал он себе в бороду.
* * *
Тамаслей бросила плащ служанке и вошла в личные покои. Она обратила внимание на дерьмо, испачкавшее ее сапоги и решила, что ванна избавит ее ноздри от зловония улиц. Но сначала, чтобы унять волнение — выпить.