Теперь я держала рот открытым, силясь вдохнуть спертый воздух, пытаясь протолкнуть его в легкие, в эти два мешка, находящиеся внутри грудной клетки, которые я когда-то видела на рисунках в медицинских книгах Шейкера. Мои легкие не были сейчас тугими и надутыми, они сморщились и стали совсем плоскими. Они не смогут расправиться, не смогут втянуть в себя влажный воздух. Я открывала и закрывала рот, словно рыба, вытащенная из воды. Я чувствовала, что задыхаюсь. Передо мной, словно освещенное сотней свечей, стояло это разлагающееся лицо с ужасным трепещущим языком и лишенными всякого выражения глазами.
Сомерс был сыном человека, которого я когда-то убила.
— Уже слишком поздно, — прошептала я, наконец отыскав в себе силы, чтобы заговорить. — Ты никогда не сможешь это доказать. Слишком поздно судить меня за убийство. — Я должна защитить Дэвида от будущего с Сомерсом и от моего прошлого.
Из горла Сомерса вырвался звук, похожий на смех, — жуткое, надтреснутое карканье.
— Судить? За убийство? Думаю, вряд ли. Записи об убийстве просто не существует. Это была смерть человека, изъеденного сифилисом и сошедшего с ума. Порою казалось, что он никогда не умрет. Я думал, что он проживет еще несколько лет. На самом деле, когда ты убила его, я пожалел, что у меня не хватило духу сделать это гораздо, значительно раньше. Даже до болезни мой отец был жестокой, бессердечной скотиной. Я уехал из Англии вскоре после того, как ты убила его, Линни. Я хотел оставить все в прошлом, забыть.
Сомерс замолчал. Я делала короткие, неглубокие вдохи, словно заново училась дышать.
— Вряд ли кто-то был счастливее, чем я, когда смотрел, как его хоронят, — продолжал Сомерс. Видимо, мы оба вспоминали подробности той ночи. — Я знал, что теперь черви смогут наконец заняться тем, что осталось от его вонючего тела. Что касается души — не думаю, что она у него была. С тех пор как мне исполнилось двенадцать…
— Я не хочу больше ничего слышать, — прошептала я, но Сомерс не обратил на это внимания.
— …отправляясь на свои похождения, он брал меня с собой. Сначала отец заставлял меня смотреть, как он вскакивает на каждую сучку. Он питал слабость к женщинам низшего сословия. Таким, как ты, Линни. Через некоторое время я уже с удовольствием наблюдал за унижениями, которым он их подвергал.
Я продолжала качать головой, желая, чтобы он замолчал. Но Сомерсу, кажется, нравилось видеть мои муки, и он пересказывал самые отвратительные подробности. Я прижала ладони к ушам, закрыла глаза и склонила голову.
— Наконец он попытался заставить меня принять участие в своих забавах. — Сомерс говорил громко и отчетливо. У меня не было никакой возможности отгородиться от его слов. — Отец держал меня возле себя, словно ручную обезьянку, иногда гладил, время от времени бросал мне вкусный кусочек, но не давал и шагу ступить без его ведома. Даже после смерти он не позволил мне жить так, как мне хотелось. Он знал, что меня с раннего возраста мало привлекали женщины. По сути, это он снабжал меня мальчиками, к которым у меня проснулся аппетит. Но в своем завещании он указал, что я должен быть женат, чтобы получить по праву полагающееся мне наследство. Это было на него похоже — посмеяться надо мной в последний раз из могилы. Выходит, что ты оказала большое влияние на мою жизнь, Линни. Сначала ты убила моего отца, затем дала мне возможность получить наследство. В действительности ты позволила мне стать свободным. Дважды.