— Случай и в самом деле позорный, — согласился Погиба. — Нам нужно иметь правительство получше. Хотя бы для Европы…
За эти слова и уцепился сотник, злобно изливая все наболевшее, саднящее, что скопилось в груди за два года без малого:
— Для Европы это самое лучшее правительство: оно отстаивает, как реликвию, самобытность украинского кожуха, а самое Украину продает ее же убийцам. Вот и выходит, как говорят простые стрельцы, не комар на мухе оженился, а Пилсудский на Петлюре. И невеста отдает Пилсудскому в приданое всю Украину.
— Вы и правда считаете, что мы продаем Украину? — От напряжения лицо подполковника становится свекольного цвета и каменеет.
— Я не говорю о нас лично. Нас даже приказчиками не пустили на этот торг. Мы только дешевые наемники, подслеповатые носильщики, которые на своем горбу тащат Украину на продажу.
— Браво, сотник! Вы сразу стали красным!
— Нет, я почернел от гнева и горя, ибо разве грех этой продажи не загонит нас в гроб?
— Так и ложись, падаль, в гроб! — Погиба со звериным проворством выхватил из кармана браунинг.
Но сотник с не меньшей быстротой одной рукою впивается в пальцы, а другой в шею подполковника, подставляя ему подножку, и Погиба шлепается на земляной пол. Сотник падает поперек его тела, чувствуя, как под пальцами лягушкой бьется твердый, тугой клубок кадыка.
Подполковник вывертывается, но через миг сотник снова лежит на нем перекладиной, не выпуская из руки его кадык. Погиба начинает задыхаться, и тогда Пидипригора обеими руками вырывает у него браунинг.
— Шутите, пан подполковник! — говорит он, приставляя оружие к груди Погибы. — Шутите!
— Стреляй, изувер, стреляй, предатель, твоя пора! — хрипит, неуклюже корчась на полу, Погиба. Под ним трещат, отлетая, оранжевые, хрупкие головки гвоздик.
— Я в лежачих еще не стрелял.
Сотник пятится к порогу, но оружие держит против головы Погибы.
— Может, для удобства прикажешь встать?
На тонкой, запрокинутой шее судорожно, как отвратительный гномик, шевелится кадык, и кажется, это именно он помогает Погибе выкатывать из груди тяжелые слова.
— Для удобства лучше лежи и не подымай шума. Вот так и попрощаемся. — И Пидипригора плечом отворяет дверь позади себя.
— Но мы еще встретимся! — Не благодарным, а ненавидящим взглядом провожает подполковник уходящего. — Еще сойдутся наши дороги!
— Тем хуже будет для тебя. Слабенек ты, — сквозь злость усмехается сотник. — Прощай! — И он скрывается за дверью.
— Нет, до свидания, изменник! До страшного свидания! — несутся ему вдогонку хриплые, исполненные ненависти слова.