— Продармейцы. Сегодня им батька набьет животы зерном, — поясняет Погибе Бараболя.
Они поднимаются по расшатанным каменным ступеням, входят в школу. Два высоченных парня с нагайками уступают им дорогу. Через головы бандитов, сидящих в самых независимых позах на раздвинутых школьных партах, Погиба видит большой стол и за ним коренастого крепыша в бекеше и смушковой шапке; из-под кучерявых усов его свисает длинная казацкая люлька, в ней сверкает воспаленным глазом огонек. На столе перед атаманом арапник и девятизарядный «веблей-скотт». За спиной стоит обвешанный бомбами телохранитель.
Бараболя вьюном проскальзывает вперед, подводит Погибу к столу и знакомит с крепышом.
— Батька Палилюлька. — Атаман вынимает изо рта трубку и выпускает вверх дым. — Значит, от головного прибыли? — Он осматривает подполковника маленькими лукавыми глазками.
— От головного.
— Потолкуем после, а сейчас садитесь прямо на окно. — На упрямо спокойном лице батьки нельзя прочитать ни одной мысли.
Слишком уж сухой прием смутил не столько Погибу, сколько Бараболю. Ноздри его коротковатого носа расширились, принюхиваясь к происходящему, глаза забегали по физиономиям бандитов и остановились на побелевшем начальнике штаба. Он, затянутый под Махно в гусарский доломан, сидел справа от Палилюльки и то и дело неспокойно вскакивал со стула. Его удлиненное, с приплюснутыми щеками лицо выражало едва сдерживаемое в щелочках глаз отчаяние. Смущенно ерзал на стуле и жирный писарь в шапке, надвинутой на самые брови. Чутье шпиона подсказывало Бараболе, что перед их приездом здесь творилось недоброе.
На передней парте сидели трое прилично одетых мужиков.
— А это кто? — тихонько спросил Погиба.
— Министры из той волости, о которой я рассказывал. Приехали с жалобой, требуют, чтобы парни Палилюльки не заглядывали на их территорию за харчами.
Батька взял со стола арапник, показал ручкой на дверь и проговорил одно слово:
— Приведите!
Два бандита с нагайками стремглав бросились в коридор и через минуту подвели к столу широкоплечего, немного потрепанного, но совершенно спокойного бойца в черной, с длинным красным шлыком шапке.
Погиба невольно вздрогнул: такие шлыки носили только молодцы атамана Волоха.
— Ты кто такой будешь? — ровным голосом обратился к нему Палилюлька. — Рассказывай, как на духу. Соврешь хоть слово — пулей рот заткну.
— Я теперь красный казак! — смело ответил парень и независимым жестом поправил шлык.
— Запиши для порядка, — коротко приказал Палилюлька писарю.
Тот выхватил из-за уха ручку, обмакнул в заарканенную бечевкой чернильницу, заскрипел пером.