— На борьбу с бандитизмом не пошлем — вы больны.
— Что же, в собес прикажете идти? — едко спросил он.
— Но иронии никто не заметил, и ответили ему серьезно:
— Можно, работа подходящая.
Все его усилия, доводы, просьбы и даже хитрости оказались тщетными: не пошлем, да и только.
Наконец удалось добиться должности заведующего уземотделом.
В уезде орудовали петлюровские и шепелевские недобитки, и Антанас по целым дням не слезал с коня. Его небольшую, собранную, как у кобчика, фигуру знали во всем Побужье, любили слушать его веселые и горячие речи при разделе земель.
И никто не догадывался, как тоскует сердце юного коммуниста по милой Литве, где остались родители и невеста, где впервые пролилась его кровь. Деля землю где-нибудь за Бугом, он мечтал о временах, когда займется тем же над зеленым Неманом.
— Это где взял? — Мирошниченко только теперь заметил у Бондаря обрез.
— Красноармейцы одного бандита на опушке ухлопали. Насилу выпросил эту игрушку. — На полных губах Бондаря заиграла умная, задорная улыбка.
— А не боишься без разрешения носить?
— Для защиты своей Советской власти разрешения не требуется, — серьезно и твердо ответил Бондарь. — Пойдем, Свирид.
— Будь здоров, Тимофий. Постараюсь до рассвета вернуться. Задержусь — Дмитра к тебе пришлю. Досадно! Так хотелось в первый раз пройтись за плугом по своей земле! — Огорчение смягчило жесткие складки упрямого лица. — Пошли, Иван.
— Пошли. — И Бондарь зашагал плечом к плечу с Мирошниченком.
— Точь-в-точь родные братья — оба широкоплечие, крепкие.
Осенняя тропинка зябла на разбухшем, черном от непогоды жнивье. Огородами дошли до школы и тотчас увидели Антанаса. Он сидел верхом на неспокойном, злобно скалившем зубы жеребце и что-то оживленно говорил комитетчикам и нескольким красноармейцам, которые устанавливали посреди улицы трехдюймовое немецкое орудие.
— Мирошниченко, здорово! — Поздравляю, поздравляю! — Донелайтис соскочил с коня и, прихрамывая, подошел к Свириду Яковлевичу. — Ты великий изобретатель! — И он показал рукой на пушку.
— Годится? — Мирошниченко с надеждой заглянул в зеленые глаза литовца.
— Годится! Я ее всю осмотрел! — Бледное, худощавое лицо, открытое, с редкими зернами веснушек, смеялось по-детски щедро и светло.
— Вот и хорошо! — облегченно вздохнул Свирид Яковлевич. — Пушка все-таки!
— Что пушка! Главное — ум! Ум трудящегося человека! Такая выдумка дороже любой пушки!
В 1918 году немцы, удирая, бросили посреди дороги поврежденное орудие. И вот Мирошниченко решил использовать его в борьбе с бандитами. В колесной мастерской он поставил пушку на деревянный ход; кузнецы долго бились над неисправным замком, где недоставало приспособления для оттяжки ударного механизма, потом ловко приклепали к замку здоровенный железный штырь. Мысль председателя была проста: при ударе киякой по штырю боек разобьет капсюль, и снаряд полетит в цель.