кроме истерических воплей, которые так и не сорвались с губ.
Каждый реагирует по-разному и если я раньше считала, что случись что-то с детьми я с ума сойду и
буду биться в истерике, то реальность страшнее всего, что можно себе представить. Нет истерики, она клокочет внутри, а я сама в каком-то парализующем и заторможенном ступоре. Я не помню, как
набирала Руслана, даже не помню, как он приехал. Смотрела на снимки и понимала, что меня
разрывает на части. Я умираю от ужаса и у меня нет сил пошевелить даже пальцами или моргнуть.
Он что-то говорит, а мне хочется, чтобы замолчал. Перестал. Пусть уйдет и оставит меня одну с
этими снимками. Пусть все куда-нибудь уйдут и не трогают меня, не прикасаются ко мне.
Мне не было больно, еще не пришло осознание масштаба происходящего, я просто застыла изнутри.
Какое-то онемение, как обморожении. Руслан трогает мои пальцы, а я не чувствую его
прикосновений. Точнее чувствую, но как через слой материи и голос его сводит с ума. Пусть
замолчит. Мне невыносимо слышать каждое его слово. Живой упрек мне в том, что на какое-то
время стал важнее самого дорогого в жизни женщины.
Лишь сейчас я поняла, что именно сказала ему. Нет я не жалею. Так и есть. Это правда – всем было
бы лучше если бы он не возвращался. Я научилась к тому времени жить без него. А сейчас…я уже не
знаю живу ли я. Лицемерие, ложь и смерть повсюду. Нет никакой уверенности в завтрашнем дне, даже в следующей минуте.
Я была счастлива настолько, насколько может быть счастлива женщина, но у каждого счастья есть
свой срок годности и моё изначально оказалось просроченным. Глупо верить, что человек может
расстаться со своим прошлым и измениться. Люди не меняются, они надевают маску, подстраиваясь
под обстоятельства и заставляя тебя верить, что это и есть их настоящее лицо. Пока вдруг
неожиданно эта маска не раскалывается на части, и ты с ужасом понимаешь, что рядом с тобой всё
это время находился совершенно чужой человек, а вся ваша совместная жизнь сплошная ложь и
бутафория.
Он обещает вернуть детей, а я смеюсь про себя. Хохочу истерическим смехом и плачу – нет не
верю. Ни единому его слову не верю и в то же время я обязана поверить иначе сойду с ума. Иначе
каждый раз, закрывая глаза, я буду видеть своих детей связанными в каком-то жутком подвале и
прокручивать в голове, что с ними там делают. И это самая ужасная пытка. Нет ничего страшнее
воображения, которое рисует такое, от чего кровь стынет в жилах. Я не знаю, как сходят с ума. Вряд
ли есть какие-то критерии. Но то, что со мной далеко не все в порядке, я прекрасно понимаю. Хотя