Гроссу сидел, свесив босые ноги в воду.
Смирнов поначалу осуждающе смотрел на него, но потом, распекаемый висящим над головой солнцем, последовал его примеру, снял галстук, потом, кряхтя, снял туфли и носки, и с облегчением опустил раскаленные ноги в воду.
Так они – Смирнов и Гроссу, сидели молча, с минуту, глядя на воду.
Вдруг прямо перед лодкой, с шумом из воды вынырнул водолаз, потом второй, третий.
Первый водолаз снял маску – это был полковник Блынду.
- Чисто! – как всегда бодро, сообщил полковник. – Никого! Танк лежит на дне.
- Форсирование Днестра… - сказал со знанием дела Смирнов. – Жаркая здесь была переправа. Да-а… Ничего. Когда найдем Леню…
Голос Смирнова чуть дрогнул.
Гроссу печально взглянул на него.
- Да, найдем Леню! – сказал более твердо Смирнов, с горячей верой в глазах взглянув в лицо Гроссу. – И тогда… Поднимем танк. Памятник сделаем. Найди Леню! – вдруг наклонившись к шумно дышащему после погружения Блынду, доверительно и негромко сказал Смирнов. – Я тебе как офицеру приказываю! Не как полковнику! Как генералу, если найдешь!
- Сделаю все возможное, Иван Никитич, - сказал с печальной готовностью Блынду.
- Не приказываю, – еще тише, совсем небывало для себя тихо сказал Смирнов. – Лично тебя… прошу!
- Есть! – сказал Блынду, и через секунду уже исчез в зеленых водах Днестра.
Смирнов держался одной рукой за сердце, а другой крепко вцепился в локоть полковника Блынду, так сильно, что полковник уже готов был вскрикнуть, но стыдился и терпел.
Смирнов и Блынду стояли перед каталкой, на которой лежало укрытое простыней тело, с торчащими из-под простыни большими и узловатыми, голыми, синими ступнями.
Синим было и лицо Игната Цопа, законченного синяка, патологоанатома морга.
Блынду подал знак, и Игнат отдернул простыню.
В этот момент Смирнов так сжал своей стальной рукой локоть полковника, что Блынду, чтобы не вскрикнуть, прикусил губу.
Но уже в следующую секунду Смирнов радостно обнимал полковника, а потом, на радостях, и синего Игната Цопа. Нет! Не он!
Смирнов и Блынду снова обнялись, а Блынду жестом попросил Игната Цопа укрыть обратно тело – не он!
На глазах Смирнова были слезы неподдельного счастья.
«ВСЕ ДЛЯ СЧАСТЬЯ И ГОРЯ»
- сообщала табличка при входе в магазин одежды.
Хозяин магазина, шестидесятилетний портной Исаак Натанович Нахес, как всегда, суетился внутри.
В магазине висело десятка два мужских брючных пар – это была вершина мастерства Нахеса как портного, они были недурно сшиты, и кроме того, практичны, потому что подходили и для свадеб, и для похорон, и часто были украшением и тех, и других, соревнуясь в выразительности даже с самими виновниками и тех, и других церемоний.