Он почувствовал, что Вика задержала взгляд где‑то в районе верхней пуговицы рубашки… Резко отвела, смутилась, затараторила, теряя мысль:
— Вы же никуда не собираетесь? Я тогда схожу, навещу её… Женщина одинокая, и так меня ждет… Несколько раз заглядывала сегодня… Там отбивные в холодильнике, гарнир тоже… Даже киселя наварили… Я тогда пойду? Потом домою. Все равно, не стоит сейчас мешать…
Денис потерялся от резкой смены интонаций, поэтому только махнул головой, соглашаясь со всем… И догадался посмотреть в зеркало, лишь когда Вика скрылась за дверью спальни.
— Черт! — Видок у него был откровенно… кобелиный. Небритая щетина, измятый воротник рубашки — досадные мелочи по сравнению с пятнами, алевшими на шее, у основания кадыка. Странное ощущение, что влип. Словно к жене от любовницы явился…
И все бы ничего, если не вспоминать о том, что жене давно уже глубоко фиолетово на все его похождения, а Вика ему никто. И не должно быть совестно. Но этот её взгляд смущенный, как будто не ему, а девушке должно быть стыдно за пятна засосов… Ненормально действует стажерка на психику, вот к какому выводу пришел Денис. С этим нужно было что‑то делать. Знать бы — что?
Пока он рассматривал себя и пытался хоть немного скрасить следы легкого поведения (скинул рубашку, натянул водолазку с высоким воротником… даже усмехнулся — в кои‑то веки такой чешуей занимается), а потом раздумывал — стоит ли бриться, Вика уже собралась на выход.
— Денис Игоревич, я ушла. Вы же дома будете? — Подчеркнуто официально, сухо, а сама смотрит в сторону, не на него…
— Угу. Ты надолго? — Пытаясь поймать её взгляд, а там найти… что? Интерес, прощение, что‑то неуловимое? Как дурак, в общем‑то, начал в глаза заглядывать…
— Не знаю, как получится… Ей, похоже, очень поговорить хочется…
— О чем? Вот любопытно даже: какие могут быть общие темы у тебя со старухой? Будете обсуждать пенсию, или какая нынче молодежь пошла?
— Да какая разница… Я, как подумаю, что лет через десять и моя мама так же будет сидеть в четырех стенах и болтать с телевизором… Может, и к ней кто‑нибудь в гости придет, послушает про её горести… — Вика подняла глаза, в которых плескалась жалость, неприкрытая. Хорошо — не на него направленная. Снова что‑то больно укололо: вспомнил про своих родителей. Но те живут вдвоём, да еще и внук с невесткой под боком. Не скучают, наверняка. Почти успокоился.
— А что же ты сама? Будешь нерадивой дочкой? Забудешь про своих?
— Я уже такая. Нам с ней очень сложно. Никак не можем друг друга понять. Не могу её молча слушать, спорю, потом ругаемся. Только изредка и по телефону можем нормально поговорить. А потом я мучаюсь…