занавес на двери перестал колыхаться, и подошел к Шекспиру.
— Вот, мистер Виллиам, какое дело-то, — сказал он. — Приходится обращаться к вам…
Опасное это дело для вас, но… что же возьмешь с актера! Пьеса ведь разрешена. — Он
вдруг горько усмехнулся. — Да, дорогой, завоеватель Кадикса, усмиритель Ирландии — и
обращается к черни! Ну и что же ладно! Я довольно жил и всего навидался. Да! И
хорошее, и плохое! Все, все видел, — он говорил теперь медленно, вдумываясь в каждое
слово. — Я солдат, милый Виллиам, а английские солдаты что-то сейчас не любят умирать в
постели. Даже и в королевской!
Он поднял голову, посмотрел на Шекспира и вдруг по одному тому, как граф медленно
и сонно опускает и поднимает веки. Шекспир понял, как страшно устал этот человек, как
ему все надоело, все раздражает и хочется только одного, чтобы, наконец, все кончилось и
он спокойно мог лечь и выспаться.
— Пусть, пусть, — сказал вдруг Эссекс громко и запальчиво, но так, словно говорил сам
с собой. — Я прожил довольно, чтобы узнать, что на свете нет ни плохого, ни хорошего. Все
тень от тени, игра случая. Меняется только мое отношение! Люблю я женщину она
хороша, надоела мне — она уродка. Вот и шестидесятилетняя ведьма тоже мне казалась
красавицей, и даже вы ведь для нее мне стихотворение писали.
Он заглянул в глаза Шекспира.
— "Да, нет ни зла, ни блага, все хорошо, когда оно приходит вовремя" — это ваши слова, сэр Виллиам, он подумал, — все благо! — и повторил медленно: — Ну ладно, а смерть -
путешествие туда, откуда никто не возвращается. Что же оно, всегда зло, как вы думаете?
— Зло, — ответил Шекспир уверенно, — всегда зло.
— Вы так любите жизнь?
— Я люблю жизнь.
— Как будто бы?! — прищурился Эссекс. — А вот я знаю, вы хотели покончить с собой, когда от вас ушла ваша цыганка, даже сонет написали, прощальный, чтоб оставить потом
его на столе. Последнее время я все твержу его. Нет, нет, не оправдывайтесь, я знаю это. И
все-таки вы говорите, что жизнь всегда благо? — Шекспир молчал. — Ну, хорошо, — пусть
будет так, а вот мне надоело, и не спрашивайте что, ибо все, все мне надоело. Дворец, сплетни, интриги, злая, лживая, рыжая ведьма, что вертит государством, этот мой подлый
друг, лорд Бэкон в золотых штанах, которого я, если бы остался в живых, вздернул на
флюгере моего замка так, чтобы его сразу увидел весь Лондон, — эта ваша чертова
возлюбленная, которая, как мне доподлинно известно, подсовывает в мою постель своего
недоразвитого еще любовника, этот парламент, который стоит не больше, чем та сволота, которую я хочу завтра натравить на дворец, э! — да все мне надоело, все, все, — вот она -