Эссекс и его друзья заперлись в замке, и теперь замок осаждали правительственные
войска. На чьей же стороне оказался в конце концов ее Виллиам?
Она сняла берет, повертела его и бросила на постель. С ума сойти, — так она и не
переменила перо! Бог знает какая у нее голова стала за последние дни. Нет, не похоже, не
похоже, чтобы он остался с ними до самого конца. Не такой он, совсем не такой. Как он
пойдет обратно? Все-таки надо было захватить с собой стилет. Говорят, что иногда
достаточно взмахнуть им, чтобы от тебя отстали. Да-да, с королевой плохие шутки, он
должен был это знать. И что ему понадобилось в этой истории? Хочется быть повешенным
на одной перекладине с графом? Тьфу, противно даже! Актеришка! Клоун! Сочинитель
стишков! Вчерашний дворянин! И тоже лезет туда же. Герб получил — так ведь и на нем
написали (смеха ради, конечно): "Не без права". Потому что какое право у него на этот
герб? И кому понадобится его шпага? Нет, дома, дома он, конечно. Сбежал и ставни
закрыл. И вдруг она вспомнила, каким видела его из окон. Он шел спокойнее даже, чем
всегда, молчаливый и равнодушный ко всему, но именно эта неподвижность и произвела
на нее впечатление полной обреченности. Разве не поверилось ей тогда, что вот как он
шел, так и дальше пойдет? И тем же шагом, неторопливым, мирным, спокойным, взойдет
на ступеньки королевского дворца и обнажит свою почти бутафорскую шпагу, данную ему
только вчера по каким-то сомнительным правам.
Она вдруг подумала, что целый вечер занимается им, и встала. Зло толкнула стул, стул
упал. Она не подняла его, а постояла над ним, раздумывая о чем-то, и вдруг окончательно
решила, что ей не хочется видеть этого Ричарда. Она села опять, крепко, по-мужски, опершись на подлокотник, и задумалась. Да, вот Шекспир. У него были мягкие,
удлиненные руки, настолько нежные, что нельзя было поверить в их силу, — такая широкая, крепкая ладонь. Однажды он долго смотрел, как она играет, и когда она устала и
поднялась с места, он тоже сел к клавесинам. Он взял только несколько аккордов, сильно и
плавно, но она сейчас же поняла, как гибки и умелы его пальцы. И когда потом она
осторожно взяла его за руку, только чуть-чуть выше запястья… Но вот, кажется, с этого и
началось. Еще ее почему-то раздражала донельзя большая плоская серьга. Она глядела на
нее, и обязательно хотелось дернуть его за мочку. Ей обязательно нужно было бы стать его
любовницей. Какое это упущение, что она не стала! Первый раз она сказала правду
Пембруку, и тот, кажется, в первый раз не поверил ей. Она даже и сама не понимала, как