— Вы не научили ваших дочерей даже грамоте, сказала она задумчиво, — они же не
могут отличить писаного от печатного. — Он осел от ее тона — так горестно и искренне
прозвучали ее слова. Замолчала и она. Так они и молчали с минуту.
— Ах, Виллиам, Виллиам, — сказала она наконец, — завтра вы будете у них. Что ж вы там
будете делать? С кем говорить? Куда вы кинетесь, когда вам станет невмоготу?
— К тебе! — пылко, тихо и решительно сказал Шекспир. — Ты мне теперь заменишь всех.
Ты моя последняя и самая крепкая любовь.
Она хотела что-то возразить, но он перебил:
— Послушай, я все обдумал. Спроси у Питера, какого коня я купил, — для него сорок
верст — пустяк, один прогон! У старика глаза разгорелись, когда он на него взглянул.
Она посмотрела на него, словно не понимая.
— Ну конечно, придется беречься. Я уже не буду заезжать к вам каждый раз.
Он не докончил, потому что увидел — она плачет.
— Джен, — сказал он обескураженно, — что это с тобой, а?
Она быстро вытерла глаза и приказала:
— Сядь!
И так как он продолжал стоять, вдруг горестно крикнула:
— Ах, да сядь же ты, пожалуйста! Мне надо тебе сказать!
Он посмотрел на нее, отошел и сел.
— Ну вот, — сказала она как-то тупо. — Я хотела сказать тебе, что нам надо перестать
встречаться.
И только что она сказала так, как он понял, что именно этого и ждал от нее с самого
начала разговора. И все-таки это было так неожиданно, что он вскрикнул. А она
продолжала:
— Муж знает все. Уж Бог ведает, кто ему сказал и что именно. Ты же знаешь, что от
него не допросишься лишнего слова. Но сегодня, как я только приехала, он сказал: "Милая
Джен, я вызвал тебя и сам уезжаю, чтобы ты могла хорошенько наедине поговорить с
мистером Виллиамом". Я ему сейчас же ответила, что наедине нам с тобой не о чем
говорить, но, наверное, все-таки побледнела, потому что он даже усмехнулся и сказал: "А
ты поговоришь вот о чем: скажешь, что мы его по-прежнему очень любим и ценим, но
останавливаться в другой раз ему у нас не следует, и вообще, раз он уже ушел из театра, пусть сидит в Стратфорде". Я чувствую, что у меня пересекается голос, и говорю: "Джемс, что ты делаешь? Он же крестный отец нашего Виллиама". А он кротко ответил: "Джен, так
будет лучше для всех нас". С этим и уехал.
Она умолкла. Шекспир понимал: это все. Здесь слова на ветер не бросаются. Волк
подумал, решил и отрезал. А Джен не такая, чтоб идти на гибель. Она его любит, конечно, но больше всего она держится за свою честь и тишину в доме. Ну, так значит, все. Не
переставая улыбаться, он наклонился и галантно поцеловал ей руку.