ведь жена, жена… Ух! — И рыжий покачал головой.
— А что жена? — спросил Гроу.
Рыжий поглядел на него.
— Нет, вы правду говорите, что не родственник?
Гроу пожал плечами.
— А хотя бы и родственник был, я ведь правду говорю! — решил рыжий. — Вся в
матушку пошла. Какой матушка была необузданной, такой и дочку вырастила! Как что -
кричит, шваркает! Не подходи! — И он значительно поглядел на Гроу.
— А откуда вы знаете? — спросил Гроу.
— Вот! — усмехнулся он. — Откуда я знаю! Да весь город знает! У них знаете какие
войны бывают? Доктор, например, ехать собирается, лошадь седлает, а она из окна ему
кулаком грозит, слюной брызжет: "А я знаю, куда ты едешь! Знаю!" А что она знает? Знай
не знай — он свое дело делает.
— А отец? — спросил Гроу.
— Хозяин-то? Он в эти дела никогда не мешается! Как будто и не знает ничего! Да они
при нем и не шумят. Доктор-то его уважает. Ну как же, такого человека-то! А в
особенности, конечно, теперь! Сейчас они и день и ночь от него и не вылезают — ждут!
— Чего?
— Как чего? — удивился рыжий. — Стать хозяевами ждут. Ведь старый-то хозяин не
сегодня-завтра… того… перед престолом Господа Бога… — И вдруг спохватился. — Нет, вы
правда оттуда? Как же вы… тогда ничего не знаете?
— Да я только вчера сюда приехал, — объяснил Гроу.
— Ну, если вчера приехали, то конечно, — смягчился рыжий. — А хозяина уже видели?
Что? Сильно плох? Или к нему не пускают?
— Да нет, видел. Нет, не так чтоб уж очень плох, сказал Гроу. — Я заходил к нему, он
лежит, смеется, разговаривает.
— Да это он всегда смеется, — объяснил парень и поднял свою кружку. — Ну, за здоровье!
Это он, студент, всегда смеется! Я его ведь вот с этих пор помню. Мальчишкой был, так
помню, как он на коне приезжал.
— Так вы, значит.
— Ну еще бы! С детских лет! Так он всегда смеется!.. Вот прошлым летом ходил он, гулял и зашел к дяде моему, в кузницу. А дядя мой его только на два года моложе. Насчет
каких-то замков они потолковали. Он говорит: зайдешь, мол, завтра, посмотришь,
сговоримся. Дядя его оставлять стал. "Нет, говорит, тороплюсь". Простился, подошел к
двери, хотел ее толкнуть, да как грохнется! Почернел, напрягся и все воздух, воздух ртом, как рыба, хватает, а грудь-то так и вздымает, так и ходит волной, волной. Ну, дядя человек
знающий, сразу по такому случаю берет его под мышки, я — за ноги, и вот кладем мы его
на лежанку. Он лежит, а грудь все ходит, все ходит. И весь побагровел, и из глаз слезы, слезы, слезы. Дядя ему два раза лицо платками обтирал. Так он с час пролежал. Потом:
"Дай, говорит, руку, хочу сесть". И сел. Дядя меня в погреб послал за медом, я сбегал, целый жбан принес. "Пей, Билл, — говорит дядя, — он у меня на мяте, целебный, сразу