домашние". Христос и в этом кое-что понимал".
Днем наверху, в комнате хозяйки, произошел какой-то, видимо, резкий, хотя и
быстрый и очень негромкий, разговор. Потом миссис Юдифь вышла и прошла мимо него
(он сидел на лавке около колодца). Лицо ее было в красных пятнах, а губы сжаты. Тонкие, недобрые губы Шекспиров. Около полуоткрытой калитки ее ждал человек, может быть, муж или родственник. Он спросил ее что-то, а она досадливо махнула рукой и прошла.
"Стерва баба", подумал Гроу.
Затем вышел доктор Холл под руку со священником. Он, конечно, сразу же вскочил и
поклонился. Доктор Холл как будто его и не заметил вовсе, но священник и еще раз
оглянулся. Они сделали круг и сели на другом конце сада, и Холл начал что-то энергично
говорить, разводя руками и доказывая. Священник слушал, — склонив голову и чертя что-то
концом туфли. Потом вдруг вскинул глаза и что-то сказал, — оба они взглянули в его
сторону. Затем немного поговорили еще, поднялись и прошли мимо, в дом. На этот раз
Холл заметил его и кивнул очень ласково.
Затем во двор вышел Бербедж и подошел прямо к нему.
— Вас зовет мистер Виллиам, — сказал он… Шекспир, одетый, сидел в кресле и писал.
Чернильница стояла рядом на стуле. Шекспир казался совсем здоровым — плотный,
упитанный джентльмен средних лет, с большой лысиной и полными щеками. Вот только
бледен он был очень. Когда они вошли, Шекспир взглянул на них, приписал еще что-то и
протянул бумагу Бербеджу.
— Присыпь песком, — сказал он, — это, кажется, все, что надо.
Бербедж быстро оглядел записку и сказал:
— Этого, конечно, хватит, Билл. Теперь другое: что из этого у тебя сейчас есть и чего
нет?
— Сейчас придет Харт, — сказал Шекспир и посмотрел на Гроу. — Коллега, вам придется
вместе с племянником снести с чердака один сундук. Постарайтесь сделать это как можно
незаметнее.
Виллиам Харт пришел через пять минут, и они пошли за сундуком. Оказывается,
сундук находился как раз в той каморке, где Гроу ночевал. Небольшой темный и очень
тяжелый дубовый ящик, окованный сизыми стальными полосами. Они вытащили его из-
под кровати и стащили с чердака по узкой лестнице. Шекспир ждал их с ключом в руках.
Они поставили ящик на стол, Бербедж взял у Шекспира ключ. Заимок был тугой. Крышка
отскочила со звоном. На внутренней стороне ее оказалась большая, в полный лист,
гравюра — отречение Петра. Скорбящий Петр и над ним гигантский петух. "Наверное, Волк тоже видел это, — подумал Гроу, — потому и заговорил о петухе. А ведь Петр, пожалуй, и не скорбит. Он просто стиснул руки на груди и думает: "Ну какой же во всем этом смысл, Господи, если даже я — я тебя предал?" А над ним вот — поднялся огромный,