Ребенок еще некоторое время продолжает гладить книгу с теми же картавыми приговариваниями, замолкает, сидит несколько секунд молча и вдруг выпаливает: "Карла Маркса восемьдесят два, квартира восемнадцать". Это у него отработано с папой — на всякий случай, чтобы не заблудиться, домашний адрес наизусть знать.
Девочка Маша накануне Первомая проходит по улице, украшенной флагами и портретами, притормаживает возле здания обкома КПСС.
"Мама, а кто это такой бородатый? Дед мороз, наверное?" — "Нет, это вовсе не Дед мороз, и праздник завтра не зимний, а весенний. Это Маркс". — "Маркс? — Повторяет девочка. — Маркс, кс-кс. Хорошо бы так кота назвать".
Сейчас те дети уже выросли, и когда встречаешь их и вспоминаешь их невольные прозрения, разные, противоречивые возникают чувства. Конечно, они в чем-то обделены, по сравнению с их старшими братьями, которые росли в Магадане в пору изобилия, когда никто не покупал надоевший шоколад, гоняясь за карамелью. Илюшка как-то сказал с горечью: "Мама, у нас опять застой?" — "Нет, у нас перестройка! Борьба с последствиями застоя". — "Если перестройка, то почему в магазине нет сгущенки? Вам повезло, вы жили при застое".
Но они еще возьмут свое. Жизнь беспрерывна, и не надо думать, что она остановится, когда мы уйдем. Она продолжается вне зависимости от того, нравится нам это или нет.
Эта простая истина открылась мне, когда я возвращался с кладбища, похоронив родного человека. Сердце, устав от боли, вдруг забилось легко и даже радостно. Почему — трудно понять. Может быть, потому, что солнце выглянуло после многодневной хмари и осветило первый чистый снежок?
Или оттого, что я увидел молодых людей, улыбающихся, беззаботных, хотел рассердиться на них — за то, что нарушили мою печаль, но я улыбаюсь им. Они не знают моей печали. Они распаковали свежую, хрустящую пачку жизни. Пусть же все у них будет хорошо, пусть не напрасны наши маленькие трагедии на обломках великой страны!
Пятилетний Антон отчитывает мать:
— Почему ты меня учишь всем делать хорошее? А они все мне делают плохо. Вадику прощают все, а мне не разрешают ничего. Потому что мама Вадика дружит с воспитательницей, а ты не дружишь.
— Эх, Антоша, где же ты раньше был? Теперь уж меня поздно учить. Так и умру дурой.
Преподавательский сын Илюша, возвращаясь с мамой из садика:
— Мама, правда, наш папа похож на Егора Трубникова?
— Почему ты так решил?
— Ну, он так же кричит на всех, орет, а сам вовсе не злой!
— Наверное, ты прав.
— Мама, объясни им, пожалуйста, что все мы современники. А то они мне не верят. Думают, я их обзываю. И хотят меня побить.