Когда его пальцы скользили по моим бедрам, я поймала себя на мысли: «Отмоет и изнасилует, гад!» Но, взглянув в его глаза, передумала: «Скорее в рабство продаст, тиран проклятый. Или на себя пахать заставит, для того и притащил в это каменное логово…» Дальнейшие размышления были прекращены бесцеремонным погружением моей головы в воду. Пришла очередь волос, чудом уцелевших на своем положенном месте, благодаря профессиональному лаку убойной фиксации. Спасибо парикмахеру!
Мне даже стыдно не было, злость перекрыла все другие чувства, стойко удерживая лидирующие позиции. Как он посмел?! Это же… это… издевательство над разумным существом, то есть надо мной. Мог бы и объяснить, прежде чем принимать радикальные меры. Хотя… он, кажется, объяснял.
Наконец, мои мучения подошли к своему логичному завершению. Вытащив вяло (ну да, уже вяло) брыкающуюся меня из сильно помутневшей купальни, парень осторожно отнес мое трясущееся от холода тело в тот угол, где располагалась лежанка, и поставил на каменный пол. Затем тщательно вытер полотенцем, после чего завернул в свой плащ и уложил на солому. Я все еще дрожала, зубы стучали, а в душе недовольно ворочалось игнорируемое им возмущение. Ну, может, я и выглядела как жертва кораблекрушения и кислотной атаки вместе взятых, зато уже не так паршиво пахла. А это для женщины не мало. Теплая ткань согревала, как и переставленный ближе светящийся кристалл. А предложенный кусок хлеба с сыром добавил приятных ощущений к послекупальному оттаиванию.
Забота, а не что-то другое, светилась в его красивых глазах, когда он смотрел на меня, сидя рядом. И на какой-то момент я даже почувствовала укол разочарования. Однако быстро сообразила, что покрытая ожогами полуголая девица с кое — где кровоточащими ссадинами, взъерошенными мокрыми волосами и лишенным косметики лицом далеко не во многих мужчинах может пробудить интерес. Жалкое зрелище вызывает соответствующие чувства. Так что следует сказать парню спасибо за отсутствие отвращения, которое многие непременно испытали бы, глядя на меня. Грустный вздох подытожил нерадостные мысли, а внутренний голос успокаивающе добавил: «Зато не изнасилует», и это заключение немного подняло настроение.
А он продолжал меня кормить бутербродами, давая запивать этот скромный обед (или ужин?) прохладной водой из плоской фляги. Пузырьки с хмельным напитком и склянки с мазями стояли на каменном «столике» в стороне, ожидая своей участи. И я почему-то не сомневалась, что все это вскоре будет использовано по назначению, то есть на меня.