Отдельные торжественные возгласы и благоговейный трепет некоторых персон относительно долгожданного осуществления пророчества приводили мой разум в состояние близкое к прострации. С каждым шагом я двигалась все более механически, натянув на лицо бесстрастное выражение со слабым намеком на доброжелательную улыбку.
Для этой разношерстной толпы, такой чистенькой, вылощенной, разодетой, я — лишь винтик во временно застывшем механизме, недостающая деталь для запланированного развития событий. Я для них просто вещь, удачно доставленный товар, им плевать на мои чувства и мысли. Им важен результат. И если мне вздумается отказаться играть по их правилам, они вряд ли это потерпят. Я шагала вперед на «деревянных» ногах, будто заведенный манекен, ничего не замечая и не чувствуя. Чем явственней становилось осознание моего положения, тем паршивей было на душе.
А горожане все прибывали, заполняя живой шевелящейся массой каменные тротуары главной улицы Неронга. Такие разные и… такие безликие. Они все чем-то неуловимо напоминали друг друга. Нет, не внешним обликом, и даже не нарядами. Просто в их лицах присутствовало что-то общее, какой-то единый отпечаток. Может быть, годы, проведенные вместе, оставили свой след? Я не знала ответа, да и сам вопрос меня в данную минуту не очень-то интересовал. Дружелюбие этих людей было каким-то ненастоящим, я не испытывала расположения к ним, и мне совсем не хотелось тут оставаться.
А Эван вел меня дальше, кивая каждому встречному мужчине, отпуская короткие комментарии женщинам и раздаривая дежурные улыбки всем симпатичным девушкам на пути. Я рассеянно скользила взглядом по человеческим лицам, изредка зацепляясь за самые оригинальные. Меня поразили глаза детей, спокойные, немного усталые и не детские… в них не было искорки плутовства, сплошная рассудительность, оценивающая сдержанность и любопытство с ожиданием, как и у всех остальных.
Странный город, странные жители, странная ситуация… и что я тут, собственно, забыла? Хорошо еще, что горожане держат дистанцию, а то мое показное спокойствие давно уже переросло бы в откровенную панику. Соприкасаться ни с кем, кроме своего спутника, я не желала. Даже не знаю, что именно было тому причиной: страх или брезгливость? Видимая чистота вокруг, по моим скромным ощущениям, была «с душком».
Парень осторожно убрал мои руки со своего локтя и, попросив подождать немного, направился к накрытому пурпурным шатром лотку, где торговали цветами. Оставшись одна в окружении чужих взглядов, я почувствовала, что тону в этой вязкой трясине назойливого внимания. Завязки на шее почему-то начали давить, мои дрожащие ладони потянулись к ним, стремясь освободить горло. Глубокий вздох не принес облегчения. Здесь даже воздух был каким-то неестественным: слишком чистым и безвкусным. Мои инстинкты били тревогу, а органами чувств отторгали этот безупречный город с его радушным населением. Во рту пересохло, мышцы лица стянула бесцветная маска, а побелевшие от напряжения пальцы стиснули несчастный плащ, который все еще покрывал мои плечи и спину, вопреки ослабленной шнуровке. Несмотря на приветливость горожан, столь активно демонстрируемую мне, я ощущала тщательно скрываемое лицемерие. Улыбающиеся люди: мужчины, женщины, дети… они с радостью кинули бы меня в объятья маануков или сдали, перевязав подарочной ленточкой, белым стражникам, если бы это принесло им желанную выгоду.