детям — мол, жив, здоров. Боря с охотой вызвался сделать это и даже «подсуетился»,
раздобыв у «знакомого» попкаря листок бумаги и карандаш (как выяснилось позже, как бы
вы не просили охрану, вам ни за что не дадут бумагу и ручку в обычной ситуации!). А за
эту услугу он попросил отдать ему мои куртку, шапку и свитер. «У тебя в следственном
изоляторе все равно отберут, жалко, лучше отдай мне».
Утром третьего дня моего пребывания под арестом, меня вызвали для снятия отпечатков
пальцев. Боря сказал, что раз я «поиграл на пианино», то меня точно повезут в
следственный изолятор на Холодную гору, а это сто процентов надолго. «Оттуда мало кто
без суда выходит… А меня сегодня уже здесь не будет». Я печально глядел на его вшивые
обноски, но деваться было некуда, и, когда его как бы выпустили, мы с ним поменялись
одеждой. А вечером Надеенко уже допытывалась, кто такой Саша и откуда у него
телевизор из партии, которая была на выставке… Я с ужасом понял, что Боря был
подсадной уткой и красиво меня развел. Как выяснилось позже, телевизор у моего
товарища Саши сначала отобрали как вещественное доказательство (чего? — никто так и
не понял), но потом отдали, признав честно приобретенным. Я получил великолепный
урок от системы, за который заплатил еще десятком седых волос.
На шестой день меня повезли в холодногорский СИЗО. Слава Богу, очки мне вернули, и я
даже не ожидал, что этот предмет может когда-нибудь вызвать у меня столько радости.
7. СИЗО
Сегодня Харьковский следственный изолятор, который находится на ул. Полтавский шлях, 99, представляет собой шестикорпусное сооружение, в котором содержится до 7.000
подследственных (данные могут «плавать», и наверняка арестантов там уже намного
больше). В те годы СИЗО выглядел следующим образом.
Первый корпус — общие камеры для совершивших преступления по «легким статьям» и
для тех «тяжелостатейников», кто у ментов не создал проблем с получением
признательных показаний, и следствие шло гладко. Туда же «сбагривали» и обвиняемых,
по которым дело уже было закрыто, и они готовились к суду. Условия содержания в общих
камерах были ужасные, и, уверен, остаются такими по сей день.
Второй корпус («тройники») — строгой изоляции для особо опасных (или важных)
подследственных, тех, кого нужно «крутить», кто не признается или кого нужно надежно
изолировать от «подельников» в интересах следствия.
Третий корпус («рабочка») — камеры для хозобслуги, подсобные и рабочие помещения.
Четвертый корпус («больничка») — медицинская поликлиника и камеры, где содержались
заключенные, требующие временного медицинского наблюдения и лечения.