периодически вынимали и вставляли обратно. Когда рана заживала полностью, под
грудью, прикрытый складкой кожи, образовывался «карман», в который можно было
спрятать небольшой предмет (например, отмычку, деньги, золотой зуб и т.п.).
Итак, сам процесс. Открывалась дверь и звучала команда: «С вещами на коридор!» Нас
выводили из камеры в коридор и один-два шмонщика вытряхивали все из наших баулов
прямо на грязный пол. Иногда заставляли выносить и скатку, которую прозванивали
металлоискателем. Остальная «шмон-команда» из трех-четырех человек, вооруженная
специальными щупами, крючками и разными другими приспособлениями, призванными
облегчить нелегкий труд, во главе с офицером заходила в камеру и переворачивала там все
вверх дном, с каким-то садистским наслаждением круша весь наш скромно
организованный быт — срывая занавески на нарах, обрезая сплетенные из кусочков ткани
бельевые веревки, ломая сложнейшее приспособление — антенну, которую мы соорудили
из чего только можно было. Мы с ужасом слышали звуки летящих на пол мисок, кружек,
ложек, грохот «киянки» по решетке (не подпилена ли часом?), мат-перемат и веселое
ржание — действительно, что может быть веселее шумного разбрасывания барахла! Если
где-то в нычке находили что-то не особенно страшно запрещенное, то грозно спрашивали:
«Чье?» Камера дружно отвечала, что не знает, что было еще до нас. Прокатывало. Правда, не всегда. Иногда, когда камеру все же заставали врасплох, отобранную «заточку» кто-то
из тюремных старожилов должен был взять на себя и съездить на пару суток в карцер.
Все это обычно длилось около десяти минут, и если камера была «чистой» и ничего
запрещенного не находили, шмонщики шли к следующим беднягам, а нас заводили
обратно. В коридоре кучей лежало «неположенное» — пластмассовые бутыли для воды,
самодельное «мутило» (кипятильник), разное тряпье, которое по каким-то причинам им не
понравилось, обломки нашей антенны, веревки и еще много разного всего, что
представляло ценность для нас, но раздражало их. То, что творилось в нашей камере,
словами не описать — погром! Пол был устелен всем, что можно было вытряхнуть из
сумок и пакетов, сбросить с нар и со стола. Потом, когда мы потихоньку все разбирали, оказывалось, что не хватает нескольких пачек «Ватры», прилично отсыпан чай, пожраны
бутерброды, которые мы приготовили к обеду, бесследно исчез кусок сала… Проходило
несколько дней, прежде чем наша жизнь снова налаживалась. Но не всегда все так хорошо
обходилось.
«Прессонуть» камеру могли еще и на шмоне. Вдруг на очередном шмоне отметалось