— Я совсем не знала свою мать.
— Она защищала тебя.
— От чего? От правды?
— Правда ранит людей.
Недоуменно прищуриваюсь. Правда ранит? А ложь приносит удовольствие? Что мне должно помочь? Незнание? Беззащитность?
Впиваюсь пальцами в виски и надавливаю так сильно, что голова вспыхивает.
— Кто вы? — Опускаю руки. — Кто вы, Ноа?
— Я — Смерть, Ариадна.
— Вы знаете, о чем я.
Ноа молчит. Даже у Смерти недостаточно сил, чтобы признать то, что подкашивает обычных смертных. Он расправляет широкие плечи, а я шепчу:
— М ама спасла меня. И я понимаю ее. Но принять ее ложь? Принять то, что она врала мне? Секреты выплывают на поверхность. А вопросы находят свои ответы. Жить и слепо верить, словно тайны так и остаются тайнами — глупо. И она должна была это понимать.
— Она молчала, чтобы спасти тебе жизнь, Ариадна.
— Она молчала о том, кто я… — Растерянно протягиваю я и смотрю на мужчину. — Она молчала о том, кто вы. Это самое важное, неужели неясно, неужели непонятно, что нельзя так поступать с теми, кого мы любим. Нам не нужны секреты, не нужны жертвы, я не хочу даже думать о том, что бы подумал мой папа. Что бы он сделал?
— Лукас был хорошим человеком.
— Да. Был. А вы — нет. Не вы, не мама. Вы не имели права.
— Не тебе судить. Джин жила ради вас. Тебя и твоей сестры. Она скрывалась, потому что надеялась никогда больше не связываться с этой стороной своей жизни.
— Как можно не связываться с тем, что является твоей сущностью?
— Ты бы никогда не узнала, о том, кто ты, если бы не стечения обстоятельств.
— Судьба? — Я вдруг усмехаюсь и касаюсь ледяными ладонями горящего лица. Щеки так и пылают. — М ожет, я не туда на прием записалась? Может, мне стоило пойти к ней?
— Ты здесь, потому что так нужно, Ари. — Отрезает Ноа Морт, подходя ко мне. — И ты можешь отрицать это, ненавидеть, не понимать, но ничего не изменится.
Он отчитывает меня? Я сжимаю в кулаки пальцы и сдерживаю дикую растерянность, злость, обиду. Я смотрю на мужчину и ничего не понимаю. Что он делает? Рассказывает о том, как мне жить? К ак просто принять перемены и поверить в полную чушь, продолжить ходить, будто бы ничего не изменилось?
— Вы все сказали?
Ноа Морт недоуменно сводит брови. Я невольно представляю, как в своей голове он перебирает различные фразы, которые когда-либо ему говорили люди, которые смогли бы разбудить во мне понимание или привязанность; набор штампов, вроде: все нормально, ты справишься, все получится. Те самые лозунги для неудачников, которыми так излюбленно пользовалась мама.
— Ты хотела узнать правду. — Наконец, после гробового молчания, говорит Ноа.