— Да.
— Но теперь тебе больно.
Он глядит на меня, будто изучает, будто копается в душе, а я отворачиваюсь, словно пытаюсь закрыться. Но ничего не выходит. Его взгляд проникает даже сквозь кожу.
— Скажи что-нибудь. — Просит он.
— Разве вы не читаете мои мысли?
— Ты ведь просила не читать.
— А вы сказали, что это невозможно.
— Я стараюсь. — Он кивает, а я рассеянно гляжу в пол. Что мне делать?
Мысли сплелись в один огромный шар, и виски пылают от боли. Даже если бы Морт захотел залезть мне в голову, вряд ли бы он что-то понял.
— Я должна идти. — Наконец, шепчу я. — До свидания.
— Ари, — восклицает мужчина, и я невольно замираю на месте. Гляжу на него, поджав губы. Он сглатывает и недоуменно подходит ближе. — Возвращайся.
Вернуться? Куда? А главное — зачем. Неожиданно все окрасилось черным цветом, не помню, чтобы когда-то я ощущала подобное внутри: тлеющую пустоту и растерянность.
С мотрю в глаза Ноа, а затем сжимаю в тисках ремень сумки и выхожу из кабинета.
Я несусь вдоль коридора, наблюдая за плавающим горизонтом. Двери вытягиваются, стены темнеют, сжимают меня в неистовых объятиях, будто пытаются задушить, будто им все равно, кого поймать в ловушку. Главное упасть на плечи, а Судьба решит, что будет.
Я почти уверена, пожар в груди ненастоящий … Кожа не может так пылать. А легкие не могут так гореть. Но правдой, несмотря на все мои мысли, является то, что происходит, а не то, что творится у меня в голове. Возможно, огня и нет. Его не видно. Но внутри меня определенно сгорают последние остатки смелости и разума. Быть храброй — дар, не все им обладают. Принимать удары и стоять ровно — очень трудно. И люди падают. Падают все. Разница лишь в том, кто поднимается.
Я прохожу мимо девушки за регистрационным столом и рвусь к выходу. Переступив порог здания, вскидываю голову, закрываю глаза и глубоко втягиваю прохладный воздух. Я должна сделать что-то с кровью, пропитанной ненавистью, злобой, обидой. Я должна.
— Ари? — Это Норин. Я слышу, как хлопает дверца машины.
Опускаю подбородок и вижу тетушек. Они смотрят на меня. Наверно, хотят узнать о том, что произошло. Но я не могу сказать. В горле будто иголки. Во всем моем теле будто иголки, и они торчат из меня, словно пики, кровоточат и горят.
— Что случилось? — Беспокоится Мэри-Линетт, подходит ближе, а я отступаю назад. Н е могу стоять ровно, меня колотит, будто на улице неистовый мороз. — Ари, что с тобой?
— Что Ноа тебе сказал?
Я не отвечаю. Неожиданно до меня доходит, что все сказанные мной слова окажутся ложью. Злость не даст сказать то, что я действительно думаю. Она исказит смысл.