И как бедолага-дикарь, живущий в пещере, мог бы только молиться на свой унитаз и приносить ему кровавые жертвы, вымаливая теплую погоду и удачу на охоте. — Так и профессора, академики, и прочие монстры науки моего времени, могли бы только свершать свои ритуальные пляски вокруг этой хреновины, выдвигая теории, «научность» которых относительно Истины, были бы на уровне «плоской земли, лежащей на спине у кита».
А еще, я вдруг понял что эта штука жила. …Нет, не работала. А именно жила. Хотя ее принадлежность к сфере технологий, была ясна любому, мало-мальски сведущему в механизмах, ежику. Объяснить это невозможно. Потому я даже и не пытаюсь.
А еще она говорила со мной. …Нет, не напрямую, а… в смысле, — скорее как раз напрямую, а не…
Ну вот представьте себе аппарат, который воздействует на вас на уровне эмоций, или каких-то других сфер души, настолько тонких, что ваше обычное грубое восприятие хоть и способно услышать этот разговор, но неспособно понять.
Словно бы где-то за стенкой говорят на каком-то славянском языке, вроде чешского или, болгарского. Только вот многие слова в этом языке имеют прямо противоположные, привычным вам, значения, или изменены до неузнаваемости. Да еще и стены глушат звуки.
Вроде бы и понятно, и кажется что вот-вот и… а все равно, — что говорят неясно.
…Нет, все равно это невозможно описать.
Но я как-то сразу понял, что эта штука тут неспроста. Как и я возле этой штуки, тоже не случайно.
…Стоит закрыть глаза, и я словно прокручиваю запись того момента. Причем «снятую» не моими глазами, а будто бы откуда-то со стороны.
Вот небольшая толпа дикарей проходит в сложенный из грубо отесанных камней зал… (Оказывается я даже не заметил, что все наши ребята последовали за нами. Когда только успели?).
И вот, — все отшатываются в стороны, и распластавшись вдоль стен, словно бы пытаются держаться как можно дальше от той странной штуки, что стоит посередине. И только один дикарь, вдруг идет в центр зала, не спуская остекленевшего взгляда с стоящий на странном постаменте хреновины, и переступая ногами, как какой-нибудь бандерлог, завоженный взглядом Каа.
…Да. Клянусь, я не помню как оказался рядом с этой штукой… Ее чернота завораживала и имела какую-то космическую глубину. …Не знаю, правда это, или может у меня фантазия разыгралась, но вдруг в лицо пахнуло привычными влажными запахами прелой листвы осеннего Тимирязевского леса, смешанными с добирающимися даже сюда «ароматами» автомобильных выхлопов, а где-то на грани восприятия послышались гудящие звуки огромного мегаполиса, что раскинулся вокруг. …А одновременно, — вдруг запахи степей или дремучих джунглей, камня и снегов высоких гор, и свежесть морских просторов… А то и ледяное дыхание мертвых космических пространств.