Синельников, несмотря на молодость, имел уже некоторый опыт и знал цену молчания на допросах. Он даже развивал перед товарищами полушутя-полусерьезно идею шкалы, по которой можно с большой точностью определять, насколько успешно идет дознание. Не отвечает допрашиваемый на ключевой вопрос, скажем, тридцать секунд - значит, ты на правильном пути. Отвечает, не задумываясь, через две секунды - твой путь сомнителен.
Он докурил сигарету - стало быть, прошло не менее минуты, а Коротков все сидел, как прежде, закинув ногу за ногу и сцепив пальцы на колене, и глядел на черный пластмассовый стаканчик, из которого торчали давно не чиненные карандаши. Выражение лица его нисколько не изменилось, разве что чуть прищурились глаза.
Если рассчитывать по той самой шкале, то Коротков изобличал себя на сто двадцать процентов, но он, кажется, вообще не собирался рта раскрывать.
Наконец не выдержал Синельников.
- Чти же вы молчите?
- А вы меня ни о чем не спрашивали, - по-прежнему спокойно ответил Коротков.
Но Синельников все же уловил в его тоне, что не просто так он молчал - он раздумывал над предыдущими словами, и не напрасно раздумывал. И смысл их понял.
- Тогда ответьте на несколько вопросов. По возможности правду.
- Охотно.
- Все-таки отдавали вы Луньковой деньги Перфильева или нет?
- Отдавал.
- Почему вчера говорили: нет?
- Растерялся... Все-таки деньги... Мало ли что...
- Почему ей?
- Она их заслужила.
- У Перфильева есть дочь.
Тут Коротков опять задумался, но ненадолго.
- Простите, не знаю, как к вам обращаться, -сказал он.
- Меня зовут Алексей Алексеевич.
- Видите, какое дело, Алексей Алексеевич... Мы, конечно, с Леной знакомы, но как бы это вам сказать...
Он, казалось, подыскивал подходящие выражения, но Синельников отлично видел, что не в выражениях суть. Просто Коротков не заготовил ответа на этот вопрос.
- Ну-ну, вы знакомы - и что?
- Как бы я ей объяснил, откуда у меня отцовы деньги?
Это было крайне неубедительно.
- Вы не имели права брать из пиджака ни деньги, ни блокнот.
Коротков изменил позу - сел прямо.
- Виноват, Алексей Алексеевич. Не сообразил. - Самоуверенности у него заметно поубавилось, но смирение было неискренним.
- Чем вы занимаетесь? - смягчая тон, спросил Синельников.
- Художник. У меня договоры с колхозами. Наглядная агитация, декорации и прочее. Все совершенно законно, есть соответствующие документы.
- Но официально где-нибудь числитесь?
- На профсоюзном учете состою в Худфонде РСФСР. - И, усмехнувшись, Коротков прибавил: - Взносы плачу аккуратно.