И все «схемы», которые мы принимаем или отвергаем, таковы, что их не так-то легко избежать, – и здесь мы должны согласиться с ним.
ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЕСТЕСТВЕННЫЙ ХОД ВЕЩЕЙ
1. Китайская мысль отучает нас прибегать к столь привычному для нас противопоставлению теории и практики. Ибо мир, созданный ею, не состоит из идеальных форм, таких, как архетипы или чистые сущности, которые необходимо отделить от реального мира, чтобы понять этот мир. Весь реально существующий мир здесь предстает как процесс, размеренный и постоянный, обусловленный взаимодействием двух начал, одновременно и противоположных, и взаимодополняющих: это знаменитые инь и ян. Порядок вещей уже не зависит от образца, накладываемого на вещи сверху. Но этот порядок целиком содержится в реальном ходе событий, которые совершаются имманентным образом и имеют целью поддержание жизнеспособности целого (отсюда сквозная тема китайской философии – «путь», дао). Задаваясь целью уяснить себе ход вещей, исходя из их внутренней когерентности, согласованнности, и действовать соразмерно их движению, китайский мудрец не пытается предаваться такой созерцательной жизни, которая вылилась бы в чистое знание (theoria) и была бы самоцелью или даже высшей целью (благом, счастьем), оставаясь при этом совершенно бескорыстной. «Мир» в понимании китайского мыслителя – не предмет для умозрений. Не существует «знания» с одной стороны и «действия» – с другой. Вот почему китайский образ мышления логически не признает оппозиции «теория – практика»: не потому, что представители этой традиции не знают о нем или что у них затянулось некое теоретическое детство, но просто потому, что они прошли мимо этого отношения, – как прошли они мимо идеи Бытия или идеи Бога...
Существует, таким образом, некоторое различение, понимание которого, быть может, способно заново приоткрыть для нас набор доступных подходов и несколько поколебать наше видение мира, базовое для европейской традиции (у китайской традиции есть свое такое же устойчивое мировидение, как есть оно и у всякой другой традиции). Только таким образом мы сможем отстраниться от нашего имплицитного выбора, который обычно движет нами как какая-то очевидность, а между тем именно здесь, в точке сомнения, мы имеем случай глубже понять его. Применим полученное различение к тому главному неизвестному, каким выступает для нас эффективность: вместо того, чтобы выстраивать модель как образец для действия, китайский мудрец, скорее, сосредоточивает свое внимание на привычном ходе вещей, стараясь постичь их соразмерность и извлечь пользу из их саморазвития. И именно в этом различии между китайской и европейской традициями нам следовало бы заметить некоторую поведенческую альтернативу для нас самих: вместо того, чтобы строить идеальные формы, а потом проецировать их на реальные вещи, не лучше ли попытаться приблизиться к обнаружению реальных факторов, благоприятных для нужного нам действия, рассмотрев ситуацию во всем ее объеме? Вместо того, чтобы жестко фиксировать цель нашей деятельности, не лучше ли следовать ходу своих естественных пристрастий? Короче говоря, не лучше ли, вместо того, чтобы навязывать реальному миру наш план, опираться на тот потенциал, что заложен в самой ситуации?