— Слезь! — рычу я, пытаясь отчаянно бороться за свободу.
Мои легкие с трудом наполняются воздухом. Весь его вес на мне, и я уверена, что задыхаюсь.
— Одно слово, — предупреждает он меня. Его тихий голос низкий и грубый, и он посылает волну мурашек вниз по моей спине. — Если еще хоть одно не понравившееся мне слово вырвется из твоего хорошенького маленького ротика, я сам сброшу тебя в тоннель.
Я слышу его четко и ясно, но «хорошенький», «маленький» и «рот» — естественно, только те слова, которые анализирует мой мозг, и мой взгляд падает на его губы. Я никогда не видела более заманчивых губ. Мои внутренности превращаются в жидкость, и я чувствую легкость, будто плыву по воде. Я чувствовала это раньше. Мне двадцать один, и я провела свой день рождения, потащив свою задницу пить в новый бар, который только открылся в трех кварталах от мотеля, в котором я жила. Длинная история коротка — я встретила парня и почувствовала это же чувство. После, мы занимались сексом в подворотне, а когда все было кончено, я его больше не видела. Нелегко признать, но это случилось.
— У папочки случится сердечный приступ, если он увидит, как прямо сейчас ты пялишься на мои губы, Котенок.
Огонь вспыхивает в моих венах и попадает в сердце в рекордно короткие сроки, заставляя перекачивать кровь быстрее. На этом расстоянии он и его потемневшие зрачки завораживают меня. Я думаю о том, что у меня нет отца, хотя где-то есть, наверно. Так же, как и мать, но я никогда не встречала ни ее, ни его. Такое происходит только в моем мире. Ни в каком другом.
— Мой отец последний человек, о котором тебе стоит беспокоиться.
Сейчас он улыбается мне, но в его глазах скрыто что-то холодное и голодное.
— Тогда старший брат?
Я качаю головой. Предполагаю, что не смогу держать эту часть моей жизни от него.
— Я сирота.
Сексуальный знойный взгляд, что делает стеклянным все черты лица Джая, исчезает. Его хватка на моих запястьях ослабевает, и давление его тела уменьшается. Все равно, ощущение вибрации в нижней части моего тела по-прежнему ощутимо.
— Дерьмо. Прости.
Я нервно смеюсь.
— За что?
Он склоняет голову.
— Что поднял эту тему.
Я пожимаю плечами как можно беззаботнее.
— Рано или поздно это должно было раскрыться. Если беспокоишься, ты не огорчил меня. Нельзя обижаться на то, чего никогда не было.
Это ложь. Я думаю о своей несуществующей семье каждый день. Что значит материнская любовь, или даже на что это похоже? Каково это — быть послушной перед своим отцом или поддразнивать братьев и сестер? Я не знаю. Мне хочется этого, несмотря на то, что я не знала своих родителей, беспокоящихся обо мне. Ведь эта женщина была в состоянии вынашивать меня в своем чреве девять месяцев, пройти через столько боли, чтобы привести меня в этот мир, и держать мою руку, увидев меня. Неужели я настолько невыносима? Была ли я такой, даже будучи младенцем?