Антон был зачислен казаком Кущевского куреня. В Сечи быстро оценили неугомонный ум молодого казака. Его авторитет держался на храбрости, отчаянности и справедливости. Головатый даже ездил в Петербург, к самой царице, где, к своему удивлению, встретил Грицько Нечесу. Друг детских лет, с которым они когда-то играли в запорожцев, был в фаворе у государыни, и старому знакомому обрадовался.
– Мне нужны надежные люди на Украине, – говорил Грицько. – Тебя изберут писарем Самарской паланки, но ты должен помочь мне, старый друже. Будешь в чести – вернешься к своей Ульяне. Я сам буду тебе сватом. Мне никто не откажет!
Головатый согласился служить Грицьку Нечесе. В Сечи Головатого неоднократно избирали «столичником», а когда императрица Екатерина ликвидировала старую Сечь, Головатый получил звание капитана и земельный надел в Старом Кодаке. Вместе с Грицько Нечесой и верными казаками Головатый оказался и у стен крепости Озю.
– Когда возьмем крепость, я отпущу тебя к Ульяне, – пообещал Головатому Потемкин. – Пожалую полковником, вернешься, как хотел, в чести и славе. Только помоги мне взять Озю. У Александра Васильевича Суворова есть блестящий прожект – касательно тебя и шотландского храбреца, Поля Джонса. Поступишь под начало к Джонсу, дальше расскажем, как быть. Только писем от коханой перед боем не читай – твое сердце должно быть твердым, а не мягким, как воск. Ступай, Антон. Мое слово крепкое – возьмем крепость, станешь свободным. А пока – терпи, казак, атаманом будешь!
Так Антон Головатый поступил под начало к американцу шотландского происхождения – адмиралу Джонсу. Между тем в родном селе Головатого отец Григорий давно раскаялся в своей непреклонной решимости спасти дочь от сечевого казака. Уже давно священник не мог смотреть дочери в глаза – с тех самых пор, когда нашел ее полумертвой на дороге.
Ульяна ждала Антона каждый день, и отец ощущал ее тоску ежеминутно. Словно змея, шевелилась дочерняя боль у него под сердцем. Однажды отец Григорий не сдержался и в письме попросил Антона вернуться. Но теперь Головатого не отпускало воинского начальство.
Антон приехал в родное село только однажды, на похороны отца. На пороге церкви, где должны были отпевать Андрея Коваля, стоял отец Григорий, и Головатый не сразу узнал его, таким бесконечно виноватым и даже жалким был его жестокий обидчик.
– Приехал! – сказал священник. – И слава Богу, что приехал. Иди в храм – там она. За тебя молится, свечи ставит. Тебе – во здравие, отцу твоему – за упокой. Ты прости меня, Антон Коваль, хотел я дочь свою от беды спасти, да погубил, видно.