Штурм продолжался час с четвертью. Русские войска взяли 310 пушек и мортир, 180 знамен, не считая поломанных в бою, а турки потеряли убитыми 8700 человек. В плен сдалось 4000 турецких солдат и офицеров. В числе сдавшихся в плен были комендант крепости – трехбунчужный паша Гуссейн, три двухбунчужных паши и 448 офицеров. Потери русских составляли примерно тысячу солдатских и офицерских душ…
Антона Головатого пощадили турецкие сабли и пули. Видно там, в родном малороссийском селе, отмолила его Ульяна, стоя на коленях перед иконой Богородицы Семистрельной. Стояла на коленях, не шелохнувшись, с глазами, полными слез и душой, вместившей дары надежды, стояла, пока не упала в бесчувствии. Отец Григорий на руках отнес дочь в ее светелку. Царица Небесная улыбалась с иконы ласковой улыбкой сестры и матери всех заплутавших земных душ. Бродя по умолкшим бастионам павшей крепости, среди сплетенных в смертных объятиях трупов победителей и побежденных, Антон Головатый с облегчением понял, что теперь он действительно вернется д омой…
Глава 10
В побежденной твердыне
Генерал-фельдмаршал Потемкин вошел в побежденную крепость только на четвертый день. Рядом с князем находились плененный очаковский комендант Гуссейн-паша и графиня Витт. София, с детства привыкшая ненавидеть турок, теперь впервые испытывала к ним пронзительную и уже бесполезную жалость.
«Господь Всемогущий, Царица Небесная! – шептала она. – Разве я этого хотела?!». «Этого, София, ты хотела отомстить – и отомстила…», – отвечала ей не пожелавшая лгать совесть. Гречанка видела разрушенные дома, тела погибших, некоторые – наполовину съеденные крысами, разбитые выстрелами русской артиллерии валы. Она видела несчастных – живых и умирающих, но не видела врагов. Разве это они убили ее отца, мать и отчима, разве из-за них она лишилась дома и родины? В чем были виноваты перед ней эти люди, защищавшие крепость до последнего дома? Гречанка плакала, и Потемкин отворачивался, чтобы не видеть слез той, к чьим ногам он хотел бросить поверженную Оттоманскую Порту.
– Я больше не хочу гибели Турции! – всхлипывая, как ребенок, сказала Потемкину последняя из Палеологов.
– Даже ради матери-Эллады? – с подобием улыбки на скорбно сжатых губах спросил князь.
– Даже ради Нее! – прошептала София.
– Не бойся, Софьюшка, – попытался успокоить любимую Потемкин. – Я обещал небесному воеводе взять крепость малой кровью, но не смог зарок свой держать. На мне – грех. И мне за это умирать в бессарабской степи… Полным сил и жизни.
– Ты умрешь глубоким стариком, – прервала его София, – в окружении наших детей.