– Ты венчался с государыней Екатериной… – грустно продолжила София. – Не мне тебя винить – мы встретились слишком поздно. Полжизни прошло до нашей встречи. А страницы наполовину прочитанной книги не перевернешь назад.
– Да, Софьюшка, – согласился с ней Потемкин. – Я слишком поздно встретил тебя. Станешь ли ты винить меня в этом?
– Мы склонили колени перед алтарем Борисфена, – тихо, но твердо сказала гречанка, – и этого мне довольно. Нас соединила судьба и граф Сен-Жермен. Где он теперь, этот странный человек, у которого столько имен и жизней?
– Я давно потерял его след, – ответил Потемкин. – Неужели наш друг Ракоци устал сплетать нити судеб?
– Ракоци еще вернется к нам, – убежденно сказала София, – он руководит Гетерией, а братья из Гетерии – по-прежнему наши друзья.
– Как Константин Ригас, – неожиданно ревниво и жестко напомнил Софии Потемкин, – как наш друг Константин Ригас… Ты все еще помнишь о нем?
– Я помню о нем, как помнят о своей юности, – удивленная этой неожиданной ревностью оправдывалась гречанка. – Я оставила Витта, а ты – по-прежнему муж Екатерины. Ты обвенчался с женщиной, но взял в жены империю.
– Развод с государыней невозможен, – ответил Потемкин, впервые со дня их встречи не смея взглянуть Софии в глаза, – это будет стоить мне жизни и чести. Я служу России, душа моя.
– Я не прошу у тебя такой жертвы, – напомнила ему гречанка, – но и ты не упрекай меня прошлым.
– Прошлое – это ветер над Бугом… – ответил ей князь. – Оно всегда с нами, как и будущее, которое мы носим в себе.
– Что же будет с нами, Григорий? – спросила графиня Витт, и ветер над Бугом словно эхо повторил ее слова.
– Мы будем строить город, Софьюшка. После всех дорог, потерь и заблуждений мы наконец-то обрели дом. Пойдем домой…
Потемкин подал гречанке руку, и они пошли по направлению к строящемуся городу – под глухой рокот великих рек скифов и эллинов, Ингула и Буга. Над излучиной рек плыл закат, и в его огне вставала из праха и пепла столица новой Византии.
Глава 2
Гнев императрицы Екатерины
В то самое время, когда Потемкин возводил в херсонских степях новый Константинополь, Екатерина снова собирала сведения о таинственном графе Сен-Жермене. Лето 1790 года выдалось жарким и душным, и государыне казалось, что зной держит ее за горло, невыносимо сжимает сердце. Она задыхалась во сне, просыпалась от горловых спазмов, просила принести ей воды, если спала одна, или плакала на груди у очередного молодого любовника, который не мог заменить ей Гришеньку.
Государыню тяготила даже не разлука с Потемкиным, а осознание того, что где-то там, в степях Новороссии, ее былой друг отчаянно, блаженно счастлив, и счастливой его сделала другая. Екатерина не могла даже слышать имени графини Витт и срывала свой гнев на племянницах Потемкина и, прежде всего, на Сашеньке Браницкой, по-прежнему влюбленной в блистательного дядюшку. Государыня перебирала в памяти былых любовниц князя, словно бусины на нитке тяжелых ночных размышлений, и решительно не могла понять, почему гречанка оказалась удачливее всех прежних пассий Потемкина.