«Что притихли, будто хоронить меня собираетесь? – спросил он у попутчиков – Михаила Леонтьевича Фалеева, Антона Головатого, секретаря Попова и Сашеньки Браницкой. – Вы еще на нашей с Софьюшкой свадьбе погуляете, венцы над нами держать будете и первенца нашего, Николеньку, окрестите. Или откажетесь?»
«Как же я могу отказаться, дядюшка милый?!» – Сашенька Браницкая рухнула в ноги князю, обняла его колени, судорожно, отчаянно зарыдала. «Она его любит, – подумала София, – и совсем не родственной любовью. Так плачет женщина, теряющая самого дорогого на свете человека… Бедная! У меня остается сын, а у нее – никого».
«С превеликой радостью, батюшка – и венец держать буду, и крестным отцом за счастье почту стать!» – Михаил Леонтьевич Фалеев один не потерял присутствия духа и старался говорить спокойно. Князь ответил ему благодарным кивком.
«А ну тише, бабы! – прикрикнул Головатый на рыдающих женщин, – нечего Грицька Нечесу заживо хоронить!» Сашенька испуганно смолкла. Князя внесли обратно в экипаж, и путешествие продолжилось.
Ночью Потемкину стало хуже, начались судороги. Третий врач, француз Массот, присланный петербургским двором, и, как потом узнала София, тайный агент Платона Зубова, втайне от Тимана и Санковского, дал князю какое-то лекарство. Утром Потемкин действительно приказал поскорее ехать, но потом потребовал остановки и попросился на воздух. Александра снова расстелила ковер, София положила под голову Григорию кожаную подушку. Доктор Санковский подал князю образ. Григорий Александрович поцеловал икону, закрыл глаза и… скончался.
«Гриша, Гриша, куда же ты уходишь?» – вопила София, целуя похолодевшие губы князя. Сашенька плакала, уткнувшись в мундир Фалеева. Добрейший Михаил Леонтьевич то и дело шептал: «Вот тебе и свадьба… Вот тебе и крестины…»
Оглянувшись вокруг, София поймала растерянный, с тенью вины и раскаяния взгляд доктора Массота. И что-то в этом взгляде насторожило ее. Она снова пристально взглянула в глаза французу. Тот отвел взгляд. «Отравитель! Тебя прислал Платон Зубов!» – что было сил, закричала София и бросилась на доктора. Её оттащили. «Не треба цього робити, рідна, – увещевал ее Головатый, – Гриця вже не повернеш, ти про дитину його подумай…»
О ребенке Софии и Потемкина позаботилась Гетерия. Малышу нельзя было оставаться в России – под надзором братьев Зубовых и императрицы Екатерины, во всем доверявшей новому фавориту. София отдала Николеньку Константину Ригасу – еле живая от слез и отчаяния. Роды были тяжелыми – потерявшая любимого человека женщина едва не умерла. Если бы не оказавшийся рядом Ригас, Софию и малыша ждала бы смерть.