Ecce homo[рассказы] (Ливри) - страница 25

Сарн, Энгадин, сентябрь 2002

ВЫЗДОРАВЛИВАЮЩИЙ

«Чувство выздоровления — одно из самых сладостных».

Зина Мрак

Ночь пристально разглядывала его взъерошенные волосы, дрожащие губы, серые скулы, широко раскрытые от ужаса глаза, хилые плечи, костлявую грудь, толстый живот, ледяные пальцы с искусанными ногтями, мёртвой хваткой вцепившиеся в оконную раму. Затем, исполненная сознания своей власти, дважды качнув плоской головой, выплюнув и тотчас засосав рогатку–язык, гремя и блестя мелкой чешуёй, она убралась восвояси, свернувшись кольцом, затаилась в логове, лишь изредка пронзительным шипом напоминая о себе.

Александр Граверский всхлипнул, обмяк и заковылял прочь от окна, распахнутого в желтушный парижский мрак. Под его взглядом спальня закишела шаткими, валкими, дышащими сильным транквилизатором рептилиями. При более пристальном изучении гады тут же начинали плавиться, обрастать мхом, шерстью и бронёй, похотливо ухмыляться красной беззубой пастью из засады, где днём обычно стоял нещадно жрущий киловатты, весь в лёгких седых локонах обогреватель. За спиной Александра, скрежеща хвостом по асфальту, рыгая и плюясь пламенем, пробежал несправедливо наказанный Кадм. На белом экране стены мелькнула прокрустова тень, разложила пыточные орудия на ложе Александра и скатилась в Тартар.

Граверский натужно вдохнул тлетворный запашок нестойких монстров и, с трудом пролагая среди них дорогу, расталкивая наименее свирепых и с опаской сторонясь когтистых и клыкастых, медленно направился к ненавистной постели, чувствуя, что позади чудища снова собираются в несметную рать, выстраиваются в боевом порядке остророгим полумесяцем вперёд, корчат и без того богомерзкие рожи и уже вылетают на разведку, шумно хлопая крыльями у самого затылка.

Одеяло из верблюжей шерсти, две гигантские пуховые подушки и одна миниатюрная, с непробиваемым черепаховым панцирем под клетчатой наволкой, лежали там, где их оставил мегарский бандит. Александр упёрся коленями в край кровати, боком повалился на разрисованную пёстрыми лентами простыню, затылком продавил плотно обтянутое шёлком брюхо обезглавленного инвалида с четырьмя культяпками, накрылся плешивым горбом корабля пустыни и поворотился к стене, чтобы не видеть гнилых резцов, выставленных трёхголовой ночью из своей прямоугольной пасти.

Нечисть тотчас ринулась к нему, длинными, специально для этого приспособленными хоботками принялась выкачивать воздух из его лёгких, навалилась всею тяжестью на его грудь, рёбра, хрупкий податливый позвоночник, лишая Александра последних капель кислорода, смешанных с вонью испарений гигантского города.