Офицер английского королевского флота, капитан Райт, бесстрашный моряк, плавая на легком судне, принимал на борт эмигрантов в Диле или в Гастингсе и высаживал их, по желанию, на тот пункт берега, который они указывали.
Когда Первый консул, убедившись в частых высадках шуанов, велел тщательнее прежнего стеречь берега Бретани, заговорщики переменили дорогу и стали высаживаться в Нормандии. Между Дьеппом и Трепором, в крутых скалах Бивилля, имелся тайный проход в расселине, посещаемый одними контрабандистами. Канат, прикрепленный к вершине утеса, спускался в расселину, доставая до поверхности моря. Заслышав условный крик, тайные стражи прохода выбрасывали канат, контрабандист хватался за него и взбирался на крутизну футов двести или триста, таща на плечах тяжелую поклажу.
Поверенные Жоржа отыскали этот путь и вздумали воспользоваться им. С целью укрепления связи с Парижем они устроили цепочку уединенных пристанищ в отдельно стоящих фермах, в замках нормандских дворян, верных и скромных роялистов, редко выезжавших из своих жилищ. Таким образом оказалось возможно доехать с берегов Ла-Манша до Парижа, минуя большую дорогу и не останавливаясь ни в одной гостинице. А чтобы не раскрыть тайну дороги, слишком часто пользуясь ею, дорогу оставили для важнейших лиц партии. Щедрая плата некоторым из роялистов, дававших приют беглецам, верность других роялистов, особенно же удаление от людных мест делали всякую нескромность затруднительной, а секрет — надежным, по крайней мере на некоторое время.
Таким-то путем пробрался Жорж во Францию. Отправившись на судне капитана Райта, он вышел на берег у бивильских утесов 21 августа 1803 года, в то самое время, когда Первый консул осматривал берега. В Шайо, одном из парижских предместий, Жоржу приготовили маленькую квартиру, откуда по ночам он мог добираться до Парижа, встречаться со своими сообщниками и устраивать предприятие, для которого прибыл во Францию.
Отважный и сметливый, Жорж обладал страстями своей партии, не обольщаясь ее мечтами, и лучше других видел, что осуществить возможно, а за что и браться не имеет смысла. Он из мужества пускался на то, на что его сотоварищи отваживались по ослеплению. Прибыв в Париж, он скоро уверился, что Первый консул не лишился доверия нации, как писали в Лондоне, что роялисты и республиканцы не так уж расположены к приключениям, как уверяли, что тут, как везде, действительность далеко не соответствует обещаниям. Но не в его характере было унывать, а особенно приводить в уныние товарищей, сообщая им свои замечания. Он принялся за дело. Как бы то ни было, для внезапного удара не требовалось поддержки общественного мнения, а по смерти Первого консула Франция за отсутствием лучшего средства оказалась бы просто вынуждена возвратиться под власть Бурбонов.