— Это так важно... Очень важно.
В глазах соседки заиграла полуулыбка, полуусмешечка. Следовало бы оборвать ее, поставить на место, а надо молчать и слушать:
— Ладно уж вам... Передадим все как надо...
Что она думает, эта женщина? Даша еще поговорит с начальником лесопункта об этой Алевтине Ивановне. Заведующая клубом, а все время дома. Да еще открыто признает, что вся ее работа — висячий замок: «Открыть да закрыть». В клубе бывает лишь какое-то подобие танцев да изредка кино. Скука. Зато рядом, за стенкой, идет другая работа: соседка бойко рисует коврики с лебедями, с лодкой, с влюбленными, с луной и пальмой. Поселок, кажется, уже насыщен ими. Теперь Алевтина Ивановна взялась за колхозников, носит свои изделия в соседнюю деревню. Вот «просветитель»!
Но какое Даше дело сейчас и до самой соседки и до ее занятий? Ах, да! Надо, чтобы она сказала ему. Сказала ему... Отказала ему...
— Идите-ка отдохните, Дашенька. Будьте покойные, все как есть передам. Как он подъявится ужо ввечеру-то, так и... будьте покойны.
И он «подъявился». И снова в голосе Алевтины Ивановны были те же ужимочки. Хотелось выбежать в коридор, оттолкнуть Алевтину Ивановну. Увести Владимира к себе. Но в ту же минуту представилось, как соседка поутру разносит по поселку смачную сплетню. Дойдет до Саши...
Даша по собственному опыту знает силу пословицы «Клевета — как сажа: не обожжет, так замарает». И она сидела в комнате и невольно слушала разговоры. В голосе Владимира не было давешнего кокетства.
— Надеюсь, комната ее не на замке? Разрешите, может быть, взглянуть?
Тут Даша и сделала глупость, как это бывало и раньше с нею, когда она растеряется. Ну кто ее просил вмешиваться? Кто ее толкнул, прежде чем Алевтина Ивановна собралась с ответом, самой распахнуть дверь и встать на пороге? Кого она хотела удивить? Но дело было сделано. Владимир остолбенел.
— Нельзя вам в комнату, Владимир Петрович! Прошу вас уйти... Не беспокойте людей по пустякам...
Вот так. Эффектно?
Вслед за тем Даша захлопнула дверь. Задохнувшимся голосом Владимир крикнул: «Дарюш!»
Когда-то для нее музыкой звучало это «Дарюш». Цену ему знали только они двое. Теперь, хлопнув дверью, Даша разорвала «Дарюш» надвое: «Дар...» — громкое и ясное — унесла в комнату, а «юш» — глухое и тревожное — осталось у него, за дверью.
Она щелкнула ключом в замке и села к своей одинокой кровати на табуретку. Тут она и сидит без движения с той самой минуты.
Он тоже сидит против ее окна, на берегу Вайнушки. Часто курит. Или, вдруг вскочив, ходит по-над рекой, то снимая, то надевая шляпу.