медный всадник,
сошедший с коня,
опираясь на якорь устало.
Надо мной поднялся в полный рост,
нарушая величье покоя,
как от берега к берегу мост,
паровозный гудок за рекою.
Ночь придёт.
Завтра буду другим.
Посмотрю из вагона в оконце:
скрылся город, где был я любим,
где увидел бессонницу солнца.
* * *
Хорошо, что потеряна жизнь, а не совесть.
Что годов несосчитанных шаткая лесенка?
В ней, быть может, десяток счастливых часов есть
да случайно пропетая песенка.
Да пустая печаль от смешного пророчества,
что умру, — и останется песнь недопетая,
да тобой потревоженный мрак одиночества.
Что же, в жизни, наверно, достаточно этого.
И ещё остаются страницы раскрытого
в недочитанных строчках застывшего Тютчева,
сувенирная ценность платочка забытого —
это все, что осталось от самого лучшего.
* * *
Апрель...
И почва подопрела,
и почки пухнут в тишине...
Земля заметно подобрела
по отношению ко мне.
Не в этом суть,
что снова строчки
пути наметили мои,
что под ногой пружинят кочки,
подстилка умершей хвои.
Мне это все давно знакомо,
мне важно перейти межу,
где по неписаным законам
в природу я перехожу.
* * *
Мальчик,
играющий разноцветными раковинами
на берегу Великого океана,
Узник,
ожидающий без всякой вины
приговора сурового тирана,
Юноша,
впервые окрылённый любовью,
Неудачник,
счастливый только во сне,
Музыкант,
заплативший острою болью
за сладкую отраву элегии Массне,
Схоласт,
извлекающий из древних фолиантов
пыльные истины о судьбах мира,
Пьяница,
пропивающий остатки таланта
за грязною стойкой вонючего трактира,
маленький Каменщик великой стройки,
Отшельник,
презирающий шум бытия,
Несчастный,
умирающий на тюремной койке…
Как странно,
что всё это – Я.
* * *
Нам кажется старым, затоптанным мир,
что мира окраска поблёкла,
а в детстве он ярким и сказочным был,
как сквозь разноцветные стёкла.
Мне меч-кладенец, шириной в ладонь,
дарили на память герои.
Алёнушка тихо грустит над водой,
едва лишь глаза я закрою.
Прославленный витязь на борзом коне,
на ножках куриных избушка —
заветные сказки дарила ты мне,
набитая снами подушка.
Та светлая сказка из детской поры
теперь уже к нам не вернётся,
и вряд ли Хозяйкою Медной Горы
вдруг ящерица обернётся.
И детство не хочет вернуться ко мне,
оно обращается в бегство —
на солнце сверкнёт и уйдёт меж камней
зелёная ящерка детства.
А всё же, я в этом не вижу беды,
мы верим, хотя и не дети,
в чудовище Несси, в пришельцев следы,
в следы гималайского «йети».
Покуда ты дышишь, пока ты живёшь,
навеки останутся с нами
загадочных сказок правдивая ложь,
подушка, набитая снами.
* * *
И был я беспечен,
и был я юн,
не считал ни дней, ни ночей.