— Опасаюсь, предателя в Совете.
— Серьезное обвинение. Знаешь или догадываешься? — посуровел Антин.
— Пока только догадываюсь. Очень хочу ошибиться.
— Понимаю, ты зря языком болтать не станешь. Проверь все, не маленький. Если это так — тяжелые ждут нас времена.
— Боюсь очень тяжелые.
* * *
— Тысячу бородавок тебе на нос, старая ведьма. Надо же было такое место для засады найти. — Золторакс, едва успевал отмахиваться от поедавшего его гнуса. — Да кто тут сможет ягоды и травы собирать? Заживо сожрут.
Голова бабки Гнычихи вдруг появилась из-за замшелого пня. Она улыбалась своей неприятной улыбочкой, довольная муками своего подельника.
— Это они тебя, злобную душу, так изводят. Своего в тебе признали, кровососа. А матку Власку, с дочерью они не трогают. То ли боятся, то ли нужды нет. Зато место верное. Они сегодня сюда, за тягун травой придут. Верно тебе говорю. Тут-то ты их со своими душегубами и накроешь. Смотри только, подготовься получше, не с лихотой биться будешь. Первым делом рот ей зажимайте, а потом вяжите, злыдня твоя душа.
— Ладно, знаю все, не учи. Ай! (Злыдень только успевал отбивать нападения комаров-гигантеров).
— Тихо ты, злобудос. А то услышат. У ведуний слух тонкий. Вот-вот они должны появиться. — В этот момент один из лихих людей подал сигнал. Ведуньи приближались. Золторакс весь напрягся, забыв о комарах. Три раза проквахтал тетёрочкой, предупреждая всех о полной готовности.
Матка Власка шла по тропке, разговаривая с Аной, ни о чем не подозревая. Она сорвала травинку и показала дочери.
— Смотри, это митхун-трава. Её надо использовать от злых чар. Маленькая, незаметная она на земле, но очень важная в отваре. Без нее злых наговоров не выведешь из нашего тела. Смотри внимательнее, увидишь, срывай. Но рви с умом, не с корнем. Потому как многолетняя она, еще не раз вырастет.
— Понятно, мама. Буду внимательно смотреть. — Ана взяла в руки травиночку и стала пристально ее рассматривать, покручивая в руке.
— Молодец, она не сомневайся. — Матка Власка наклонилась и сорвала еще две травинки. — Много собирать не будем, нужды нет. Пусть растут себе спокойно и на нас не обижаются.
— А трава может обижаться, мама?
— И трава, и деревья, и цветы. Они все живые. Знают свое назначение и если зазря их рвут, губят, могут обидеться и защититься. Мало не покажется. Жаль я не понимаю их языка. Видишь, трава колышется, словно сказать что-то хочет.
— А я думала, от ветра раскачивается.
— Когда от ветра, она по-другому себя ведет. Наши предки могли говорить с растениями, да и с животными тоже. Еще твоя прабабка, моя бабка умела это делать.