Лучи восходящего солнца коснулись щеки и заставили проснуться. Пробудиться от сна или забытья, он ничего не помнил и не понимал. Ведун открыл глаза и непонимающе осмотрелся. Его обожженное тело лежало на остывших углях. Лицо, руки, одежда, все черные, в золе. Осознание произошедшего возвращалось, наполняя мозг новой болью и страданием. Случилось страшное и ему не хотелось жить. Ксант сел возле безжизненного тела жены, взял ее обгоревшую руку и замер. В следующий раз он пришел в себя далеко за полдень, когда солнце безжалостно жарило и иссушало все живое. Что-то щелкнуло. Ксант вдруг вскочил, вытер ладонью пот, заливавший лицо и огляделся по сторонам. Принялся кого-то искать. Метался по сгоревшему поселку словно безумный. Растаскивал обгоревшие бревна и камни, заглядывал в самые укромные и потаенные места, перерыл весь поселок. Он искал своих детей, тел которых нигде не было видно. Наконец, обессиленный, обезвоженный он сел у колодца, возле тела Яруча и заплакал. Слезы текли по его щека, очищая душу и сознание, освобождая разум от безумия, бессилия и горя. Очистительные слезы.
— Светлый Анорис! За что мне такие испытания! — воззвал Главный ведун сальвинов к небу. Затем он вытащил ведро воды из колодца и вылил на себя. Струйки темной воды стекали, омывая голову, лицо, тело. Русые волосы за одну ночь посеребрило.
Взяв лопату, Ксант направился к саду, и начал копать. Он копал весь день и всю ночь. Лишь к утру, закончив работу, он ненадолго уснул.
Первой он похоронил свою жену, красавицу Энир, а затем всех остальных. Особенно бережно отнесся к обгоревшим телам детей. Среди них были и его малыши.
— Забери их чистые души, Светлый Дый! Ждите меня, мои дорогие. Я скоро приду к вам. Мы еще устроим вам достойную тризну, братья и сестры, — сказал Ксант, присел к дереву, усталый и задумчивый.
Ксант похлопал лошадь по морде.
— Вот и остались мы с тобой одни, Гжель. — Конь понимающе заржал в ответ. — Пора. Не можем мы в столь трудный час бросить своих. Я нужен им. Тем более кое за кем остался должок. — Вскочил на коня и обернулся. Сорок восемь погребальных курганов-могилок с уложенными равновеликими крестами на них навсегда врезались ему в память.
Ксант взобрался на холм, заставляя себя не оборачиваться.
— Последний раз, — какая-то сила тянула его взглянуть вниз. Все та же страшная картина. Сердце вновь сжал черный обруч. — Поехали, Гжель. — Конь топтался, вдруг заржал, мотая головой.
— Что с тобой? Нам нужно спешить. Родованам нужна наша помощь. — Конь стоял на месте, перебирая копытами, разворачиваясь вновь к сгоревшему поселке.