А маленькая Люсси хохочет от души и тянет к папочке здоровые ручки.
«Люсси, Люсси. Мой единственный ребенок. Тех, других я не считаю. Кто здесь? Зачем её впустили? Какая неприятная».
– Вы не догадываетесь, кто я?
– Не трудно догадаться. Вы очень похожи на мою мать.
– И совсем не похожа на вас.
– Это точно.
– Скажите, вы не чувствуете ответственности за всех ваших детей?
– По вашему тону понятно, вы считаете, что должен чувствовать. Но нет. У меня, знаете, не было выбора. Вероятно, так же, как у моей матери. Как нет его теперь у вас, ведь в этом ваш упрек? Да, можно сказать, нас всех изнасиловали. Что ж, мы ничего не можем поделать, разве что расслабиться и получать удовольствие. Наслаждайтесь жизнью, деточка. Как можете. Не заморачивайтесь высокими материями о смысле вашего личного бытия. Оно закончится быстрее, чем вы рассчитываете.
Кстати об изнасилованиях. До Микки вдруг дошло: этот гостиничный номер, переоборудованный в больничную палату не покойное убежище для него, а грозящая опасностью ловушка. Вот он, тот самый, русский, что схватил его на пороге мотеля, затащил в машину, накачал эфиром. «Сейчас он станет тешить свою внезапную похоть. А я так слаб и беспомощен». Микки затошнило.
– Пожалуйста, отпустите меня, не мучайте.
– Простите, сэр, я вас не понимаю. Вам нехорошо? Скажите, пожалуйста, по-англиски.
«Не понимает по-русски? Ах, это Рони, санитар. Разумеется, никакой опасности нет. Я должен сосредоточиться, собраться. Негоже поддаваться этим несуразным галлюцинациям». Но в грезы его уже беспардонно вклинились те, другие, немилые. Худенький немытый Вадим, поскуливая, как щенок, горячо дышал ему в щеку, приговаривая: «это кайф, это кайф». А Микки, то есть, Саша, четырнадцатилетний, одинокий, растерянный Саша, впервые испытывал настоящее сексуальное возбуждение, но почему-то не радость ощущал, а тревогу. Тревогу, с которой ждал в своей каморке прихода Дмитрия. Странный страх. Суеверное предвкушение. И Дмитрий приходил. И молча, с сатанинской ухмылкой принимал от Микки его жертвоприношение.
– Ты очень вкусный, я съем тебя целиком. – Безапелляционно заявлял новый американский папаша. И в подтверждение своих намерений больно кусал за живот и задницу.
Микки закричал, но его никто не услышал, потому что, огромное брюхо худенького Вадима давило на грудь со страшной, непреодолимой силой.
Рони протер пылающее тело губкой со специальным раствором, дал подышать кислородом. Стало гораздо легче.
– Ко мне приходил кто-нибудь?
– Ваша дочь.
– Дочь? Высокая молодая блондинка?
– Высокая, скорей шатенка и не слишком молодая.