С утра Николаши теперь, как правило, дома не было. Николай Николаевич, стоя у окна, задумчиво глядел… — ни на что конкретно, а так — вдаль. Послеполуденный свет, растворенный в теплом, уже по–настоящему летнем воздухе, смешивал цвета предметов со своим — золотисто–зеленым, рождавшимся от объятия льющегося из глубины неба света и тянущейся к нему прохладной тенью свежей зелени; будто влажною кистью смягчал он очертания предметов, придавал дворовому пейзажу уютный бестревожный вид. Николай Николаевич глядел на противоположную сторону двора, туда — где выход в переулок и сквер, глядел на деревья, на старую ограду перед домом. По переулку — проехал автомобиль, было видно, как прошла девушка, в летнем платьишке — будто бы еще слишком легком пока, в ненадежном начале лета, — подумал Николай Николаевич, — в легком летнем шарфике, с серою сумочкой на плече; Николай Николаевич проводил ее глазами: девушка прошла и скрылась за выходящим в переулок домом.
Миновав переулок и обогнув сквер, она оказалась на много более людной и шумной улице, пересекающей кольцо. Пойдя по ней, она заглянула в пару магазинчиков — один из них был ювелирным: там она поглазела минут десять на сверкающие и умопомрачительно дорогие цацки, вздохнула; вышла, заглянула в соседнюю дверь, за продуктами: купив, что было надобно ее молодому (неплохому к вечеру) аппетиту, снова вышла на улицу, не спеша двинулась к перекрестку: цокая каблучками по тротуару, бессознательно тренируя раскованный кокетливый шаг, как советовала подруга. Дошла до перекрестка и — скрылась, проглоченная ненасытной пастью метро.
Девушку звали — понятно: Наташа.
Работала она в производственном комплексе, включавшем между прочим фабрику, производящую тонизирующие и укрепляющие таблетки «Здоровье» — содержащие кофеин, полученный при обработке чая и другого кофеинсодержащего сырья, скажем, кофе; однако в таблетках его содержалось совсем немного, гораздо меньше, чем было указано на упаковке — потому что он считался вредным для здоровья; недостающая его часть заменялась карбонатом кальция, в просторечии — питьевой содой. Однако действие таблеток было от этого, может, ничуть не хуже. Может, лучше.
Наташа работала в административном корпусе, секретарем. Ни о каких таких фокусах с содой и кофеином она ничего не знала, но, всего скорее, не потому, что это был какой–то страшный секрет, а потому просто, что ей в голову не приходило этим интересоваться. Да и зачем, собственно? Какое, в сущности, дело до всех этих производственных тонкостей простой девушке, молодой, хорошенькой; никакого нет дела до них ее наливающемуся молодыми чудесными соками телу, настолько волнующему свежею своей силою, что она сама, нечаянно — а, бывало, и нарочно — прикасаясь к своим, похожим на кошачьи лапки, ступням, гладя икры, бедра, с хорошо, правильно развитыми крепкими мышцами (в меру занималась в детстве гимнастикой), дивно угадывающимися под нежной, покрытой чуть заметными золотистыми волосками кожей; проводя по чудному животику с застенчивой ложбинкой пупка, касаясь крепких душистых особенным юным духом грудей с розовыми сосками, вся она — от нежного, не тронутого еще излишними раздумьями лба и до кончиков пальцев ног — как–то по–особенному розовела, покрывалась чуть заметной душистой испариной, мысли ее теснились, и казалось, что вот, вот сейчас придет к ней какое–то неведомое ей доселе, какое–то неземное блаженство, принесет его неведомый, но давно — не страстно — а напротив: тихо и нежно чаемый — кто? — он, он — кто…