Нет, не была она, конечно, девушкой в грубом и пошлом медицинском смысле — у нее был кое–какой опыт: первый — еще в школе, довольно неудачный, как это часто и бывает, был и второй — позже, в сущности, совсем недавно: продолжавшийся, вернее тянувшийся долгих в ее короткой еще жизни два года, не принесший ничего особенного — ни плохого ни хорошего, так — будто лишь червячка заморила… До этого была подруга (та самая), глядевшая на нее таким взглядом, от которого мурашки бежали по телу, сразу отзывавшемуся какой–то странной сковывающей истомой, подруга целовала ее в губы, гладила ее, едва заметно тиская бедра, грудь… Она так же розовела от сладких этих прикосновений, но через несколько уже минут начинала ощущать какую–то еле заметную брезгливость, что ли, как будто неаккуратно подмылась… Она поссорилась с подругой, и та куда–то пропала.
Каждое утро на столике рядом с ее девичьей постелькой дребезжал старенький, механический будильник, подаренный когда–то еще бабушкой и с тех пор сохраняемый как память. Будильник был действительно старенький — чуть ли не прошлого века, однако дело свое знал крепко, проспать по его вине ей еще ни разу не пришлось. Каждый раз она сонно шарила в воздухе рукою, пытаясь нажать на кнопку, и каждый раз ей это не удавалось. Медленно, замирая от утренней дрожи, нехотя спускала она на холодный пол теплые, вырванные из сонной постельной глубины дивные свои ноги; недоуменно уставясь в одну точку, тыкала ими в пол, каждый раз надеясь попасть в тапочки, валявшиеся обыкновенно в разных углах комнаты. Наконец она окончательно расставалась с матерински теплым чревом постели и плелась на кухню, поеживаясь и отдергивая босые ступни от холодных половиц. Дойдя до кухонной двери, она, впрочем, внезапно останавливалась и шла совершать все этапы утреннего туалета, некоторые подробности которых применительно к нежным розовым девушкам столь интимны, что мы, — ах, — целомудренно о них умолчим.
Покончив с туалетом, как–то: чисткой белых жемчужных зубков, лишь один из которых подвергся утонченному вмешательству стоматолога, острижением крохотных и нежных пока ноготков на ногах и руках с последующим покрытием их специальным лаком для придания жемчужного же вида, похлопыванием по розовым щечкам и нанесением на них защитного крема, а также многого, многого еще другого, ведомого лишь нежным, розовым, только что вставшим с постели девушкам — покончив, стало быть, со всем этим, она, наконец, садилась на край ванны и начинала просыпаться.
На ум ей начинали приходить разные мысли — будто мухи вылезали из своих щелей, всплывали события минувшего дня — словом, в голове у нее всходило понемногу ленивое утреннее солнце.