А даже и так — какая к черту разница?! Они друг друга любят — ведь любят же? — что ж дальше? Ради этого, непонятно чего, что поселилось в нем, тянет к нему людей как магнитом, он должен, что — бросить всё, бросить ее?! А как он ей это объяснит — ты подумал… — мала… — мало? — стал он обращаться неизвестно к кому. Это же невозможно объяснить молодой влюбленной женщине! Невозможно…
Он услышал, как в двери стал поворачиваться ключ, снова вскочил и почти побежал — встречать.
Несколько дней — с короткими перерывами — лил дождь. Оба они сидели вялые, стараясь не высовывать из дому носа. Теплый влажный воздух ужом вползал в комнату, овевал веки, тянул их опуститься, смежиться… Сырость и сонливость удерживалась под плотным облачным компрессом надежно, надолго. Они, тем не менее, старались преодолевать цепенящую скуку: читали, иногда — вслух друг другу, смотрели телевизор — уже почти без интереса, разговаривали: она рассказывала о детстве, о школе, смущаясь, зачем–то рассказала о своем первом школьном романе, он изобразил шутливую сцену ревности, вяло посмеялись. Он о себе не рассказывал почти ничего, отговариваясь тем, что, дескать, ничего интересного, но в то же время с изумлением думал, что ничего почти и не может рассказать — не помнит; будто случившееся с ним этой весною вытеснило из его сознания и памяти всю его прошлую жизнь, оставив бессвязные какие–то и лишенные внятного смысла фрагменты — вот он еще маленький, выходит во двор гулять с мамой и бабушкой, вот он идет в первый класс, вот он влюбился в девочку из параллельного класса — какого же? кажется, седьмого… — а ее вскоре перевели в другую школу… И снова — ни смысла ни связи… Да и чего еще можно было ожидать — ведь и не было в его жизни тогда никакого смысла. Только теперь… но об этом — подавно не расскажешь. Он неизвестно почему твердо знал, что об этом рассказывать не следует — все равно ничего не получится, да и невозможно, немыслимо это — все равно, что сказать человеку, что вся прожитая им счастливая жизнь только лишь привиделась ему от вживленных в мозг электродов…
Вялые его мысли вновь вернулись к прежнему: что же дальше? Что он, в конце концов, делает здесь в этой — башне? не может он прожить теперь свою жизнь вот так… не имеет права? Нет — не имеет. Кто это сказал? Да он, он же сам и сказал, решил для себя уже давно и только сейчас понял… сам решил? вроде сам… или кто–то… что–то решило это за него? Что–то, совершенно не озабоченное его собственным мнением, его желанием… Неизвестно… Снова — неизвестно…