— И что же нам с вами двумя делать? — не скрывая раздражения, спросил Сталин. — Если вы друг без дружки не можете, а как вас сведёшь, так сцепляетесь сразу как бешеные?
— Может… — опасливо начал я, — провести через ЦК или совнарком решение, что меня нельзя без их санкции разрабатывать, а содействовать обязательно?
Ворошилов заржал.
— Щщас! Держи карман шире! А контролировать тебя кто будет с твоими выкрутасами? Я как ту шестиствоку вспомню, так у меня по спине мурашки! Попомните мои слова, товарищи, если за этим деятелем не приглядывать, он точно изобретёт что то, чем можно уничтожить весь мир начисто!
— Если кто-то из членов ЦК посчитает возможным за меня поручиться, то обещаю отчитываться о своих действиях по первому требованию.
После моих слов повисла строжкая тишина. Неужели? А я-то уже думал, что я теперь как у Бога за пазухой! Неужели никто не рискнёт? Я рассчитывал на Кожанова, но поздно сообразил, что он в ЦК не входит. Артюхина? Хорошая женщина Александра Фёдоровна, добрая, отзывчивая, только знает наверняка, что со мной не сладит, оттого и молчит. Ну, хоть Киров! У Мироныча свои тараканы в голове, хоть я ему и жизнь спас, а построение социализма важнее! Куда мне с такими немарксистскими заскоками? Орджоникидзе не подаёт голоса и его тоже можно понять. Наркомат тяжёлой промышленности вырос до столь огромных размеров, что ему чихнуть некогда. Где уж за мной уследить? А Иосиф Виссарионович всегда, как гордый орёл, парит над событиями.
— А и я, пожалуй, подам голос за Любимова и поручусь за него! — удивил меня до глубины души Ворошилов. — Всё под присмотром будет. У меня не забалуешь!
— Пятый час утра уже, — посмотрел на часы Киров, — предлагаю сейчас разойтись и собраться завтра, то бишь, уже сегодня, в ЦК, внеся в повестку дня поставленные вопросы. Товарищ Берия, прошу передать проект товарища Косова в конституционную комиссию для всестороннего обсуждения.
— А товарища Любимова надо отпустить домой. Он что-то неважно выглядит, — по сути, поддержал Сергея Мироновича Сталин, — За кого вы там просили, товарищ Любимов?
— За товарища Седых и за товарища Гинзбурга. Седых мой бывший командир в Грузии, его обвиняют, будто он Восточный Туркестан присоединить хотел. Так я в том ничего плохого не вижу, например. Другое дело, если бы он приказ нарушил. А за желания не сажают. А второй, товарищ Гинзбург, вроде как донос написал на директора ЗИЛа. Так он никуда не сбежит, а я дело себе заберу и всё улажу по совести, на заводе я не чужой.
— Вот и этих товарищей освободите, товарищ Берия. Проспорили всё же, — усмехнулся в усы Сталин.